Тебя зовут Макс. Екатерина Дорофеева

друг. И тебе, Василич, спасибо. Даст Бог, еще увидимся.

      – Это ты сейчас так говоришь – увидимся… Кому нужен старый бомж и его собака? Тебя сейчас в больничке подштопают, родных найдешь и забудешь все, как страшный сон. Живи, сынок. Ну, а если помянешь нас когда добрым словом – и то хорошо. Значит не зря все. Да, и вот еще что…

      Василич покопался в кармане, достал оттуда две бумажки по пятьсот рублей и протянул мне. Я заплакал. Стыдно было плакать – мужик все-таки, но остановиться не мог. Понимал, что тысяча рублей – это все его богатство, которое он готов отдать мне – совершенно незнакомому ему человеку.

      – Василич, не надо. Оставь, тебе нужнее.

      – Бери, не обижай старика. За мной грехов много. Считай, что один из них я сейчас с этой тысячей на прощение меняю… Ты только не думай, эти деньги не ворованные. Я их честно заработал. Огороды копал весной у дачников. Пить я давно уже бросил. К еде непривередлив, да и бесплатные обеды в парке раздают. Все будет хорошо. Бери.

      Он уверенно вложил мне в руку деньги. Я еще раз подумал о большом сердце и тяжелой судьбе Васильича и обнял его за плечи. Перед глазами было темно, сердце колотилось, голова буквально разрывалась от боли. Впереди показался свет фар, рассекающий мокрую дорогу. Тимур уверенно вышел вперед и завыл. Да, это была «скорая». Тимур не ошибся. Машина резко затормозила. Из кабины выскочил разъяренный водитель.

      – А ну пошел отсюда! И откуда взялся только?!

      Мужчина поднял с дороги камень и замахнулся им на Тимура. Пес не сходил с места.

      – Не тронь его, – сказал я и встал рядом с собакой.

      Водитель, казалось, был обескуражен. Да я бы и сам, наверное, удивился, будь я на его месте. Два бомжа и огромный пес глядели на него в шесть глаз.

      – В больницу ему надо, – сказал Василич. Разбитый весь и не помнит ничего. Избил кто-то и выкинул на свалку.

      – Эй, док, выйди, – позвал кого-то водитель «скорой».

      Из машины выглянул молодой, несколько нелепый из-за крупных веснушек и больших ушей, но, одетый с иголочки, врач. Или санитар. Во всяком случае, вид у него был довольно деловой. Он как-то брезгливо оглядел нашу троицу, спросил, кому нужна помощь и, бегло осмотрев при свете фар мою разбитую голову, молча, кивнул водителю. Меня завели в машину и уложили на носилки. Я в который раз за последние сутки начал терять сознание, но сделал над собой усилие и посмотрел в окно. На обочине стояли Василич и Тимур. Василич перекрестил меня и что-то прошептал губами. Машина тронулась, а я не мог оторваться от совсем уже темной обочины, на которой стояли мои друзья. Теряя сознание, я подумал: «Мир не без добрых людей. Наверное, и я не совсем пропащий, если мне люди помогают. Чтобы не случилось, а Василича я еще увижу…».

      ГЛАВА 4

      Казалось, все происходит не со мной. Было на удивление спокойно. Нет, не так. Безразличие к происходящему – более точная характеристика для тех моих чувств, когда я парил над своим телом и наблюдал за действиями врачей.

      – Срочно в операционную! – командовал один из них, врач лет