Мировая революция. Воспоминания. Томаш Масарик

войны. В Думе 29 мая 1916 г. Сазонов еще вспомнил «славянских братьев», но говорил лишь об их будущей организации, обещая полякам самую широкую автономию. Зато Трепов, говоря немного позднее, в декабре 1916 г., о целях войны, о славянах уже не упоминал; а царь в приказе армии и флоту повторяет за Треповым, что целью войны является Царьград и свободная Польша, однако неразлучно соединенная с Россией; так говорил Трепов, а перед ним Штюрмер.

      Настоящую программу войны мы видим ясно в тайных договорах, в которых Россия раскрыла свои личные стремления. Самым важным, во-первых, является тайный договор с Францией и Англией (летом 1915 г.), главное требование которого – Царьград; договор весьма важный, если еще принять во внимание Англию. Другой договор (временный) – соглашение Думерга с Покровским от 12 февраля 1917 г.: Франция имеет право определить свои границы на Рейне, Россия на своем западе. В зависимости от положения, и особенно от тайного договора с Румынией (сентябрь 1916 г.), которой была обещана Буковина (вся и с русинами), Трансильвания и Банат, Россия, в согласии со своей польской программой, распространила бы свои западные границы на Галицию, Познань, а быть может, и на часть прусской Силезии. Поскольку я мог узнать, подробности этой переделки границ не были точнее определены.

      В некоторых официальных славянофильских русских кружках уже ранее подумывали о том, чтобы забрать Словакию, по крайней мере восточную и среднюю, не сообразуясь с Чехией; эта Чехия (Моравию некоторые эти «славянофилы» миловали) должна быть оставлена Западу. Об этом плане вспоминали иногда и наши (словаки), в особенности при наступлении русских зимой 1914 г., а потом при наступлении Брусилова летом 1916 г.

      У царской России, как уже было сказано, не было продуманной всеславянской программы; наоборот, официальная Россия была антиславянской тем, что хотела, не соображаясь с отдельными славянскими народами, а лишь всецело в зависимости от своих стратегических планов округлить свою державу, а главное – попасть в Константинополь. То, что при этом она приносила в жертву значительные части славянских народов, происходило не по злой воле, а скорее по слабости и неспособности.

      О том, как Россия понимала славянский вопрос, можно судить по генералу Алексееву. У меня с ним был разговор (вернее, спор) о мировом положении и о России. Человек осторожный, критический, со взглядами хотя и консервативными и узкорусскими, он все же не боялся бы пожертвовать и царем для спасения России. Очень скоро и один из первых он увидел (в 1915 г.), что русская армия не может справиться с немцами; поэтому в то время, когда я с ним познакомился, какой-либо настоящей славянской программы он и не мог иметь. На наших земляков в России он смотрел довольно критически, и путаница в Петрограде ему не нравилась. О Европе, а особенно о нас и австро-венгерских народах у него было неясное представление. В начале войны он представлял себе, что Австро-Венгрию можно разделить на государства, которые служили бы России; Чехия