Многоглазая бездна. Глеб Сергеевич Дьяконов

одом все больше и больше людей, что, поддаваясь ей, теряли себя в переплетениях паутины засасывающего их города.

      Человек, сидящий в удобном кресле и в теплом, сухом кабинете, знал о болезни, наверное, больше всех. Он был своего рода доктором, который изучает ее и борется с болезнью всеми своими силами, но так и не может найти лекарство, универсальную вакцину, что излечит людей. Изучал он болезнь, не только руководствуясь своим опытом и стажем, но и огромными кипами бумаг, лежавших перед ним. В этих черных папках содержались отчеты детективов -врачей, почти каждый день срывающихся на очередное место убийства, чтобы успеть найти на нем новые штаммы вируса. Все эти мрачные и беспросветные истории болезней, покоящиеся перед старшим детективом, были составлены не за год, не за месяц, а всего лишь за две с лишним недели. И Асмер Аустервиц точно знал, что скоро его сотрудники принесут и положат к нему на стол еще такие же бархатно-черные папки, а так же он знал, что ни за что не успеет разобрать уже лежавшие перед ним дела до этого момента.

      Этой бумажной волокитой Асмер занимался вот уже два года, после того, как его назначили на главную должность отдела расследований полиции Атифиса. Уже на вторую неделю вступления в силу приказа о его назначении, он возненавидел эту работу, с теплом вспоминая те дни, когда сам выезжал на пропахшие смертью квартиры и улицы. Он бы с великой радостью вернулся бы к старой работе и отказался бы от должности, но комиссар попросту не дал бы ему. У главы полиции Атифиса был сложный, невыносимый характер, который превращал любой спор с ним в ультиматум: Либо работай так, либо вали из моего участка, а так как ничего другого Асмер не умел, приходилось мириться со своей судьбой.

      Зазвонил телефон. Асмер неохотно оторвался от своих мыслей, взглянул на дребезжащую трубку и со вздохом протянул к ней руку. В это дневное время ему звонили в основном его подчиненные, чтобы доложить о ходе расследований. И каково было удивление Асмера, когда он услышал встревоженный и как всегда недовольный голос комиссара:

      – Аустервиц, Улица пророка Иекорилла, 42. Срочно поднимай задницу и тащи ее сюда.

      – А что случи… – Асмер не успел договорить, как в трубке раздался громкий щелчок, и зазвучали гудки.

      Погода сегодня оставляла желать лучшего. Как только Асмер вышел из участка, то сразу почувствовал на себе всю мощь и силу шквалистого ветра, под дуновениями которого сминались деревья, и опавшая с них листва носилась по улице, шурша и вздымаясь вверх на десятки метров. На ногах было трудно держаться, и с трудом переставляя ноги и держа руками плащ и шляпу, Асмер ковылял к машине, чтобы укрыться от ветра внутри металлического корпуса. Когда он, наконец, добрался до стольспасительного для него в этот момент укрытия, ветер стал сильнее, казалось, теперь он может перевернуть многотонный автомобиль вместе с сидящим на водительском сиденье человеком.

      Но, к счастью, стихии это оказалось не по силам, и Асмер спокойно выехал на большую дорогу, где благополучно попал в затор.

      Лошади и мулы недовольно ржали, склонив головы по ветру, а извозчики, погоняющие их кнутами, казалось, совсем не замечали, что их повозки и кареты слегка кренятся при каждом дуновении. Само собой, их волновало немного другое – заказы и клиенты, которые могут опоздать или вовсе не доехать.

      Асмер вздрогнул. Погруженный в раздумья, он не заметил, как ряд впереди пришел в движение. Проехав несколько сотен метров, Асмер увидел причину затора: на дороге лежал трамвай, сошедший с рельс, а возле него, недалеко от лобового стекла лежало тело его водителя, чьи кишки вывалились наружу из вспоротого железной трубой живота, а содержимое головы лежало в двух метрах от переломанного тела. Трамвай лежал с правой стороны дороги, так что, окруженный полицейской лентой, он занимал чуть больше ее половины, и, как следствие, два встречных потока не могли проехать одновременно, что и создавало затор на проезжей части.

      – Да уж, ну и разворотило эту консервную банку. – Раздался голос морщинистого старика, держащего в руках поводья, который так же, как и Асмер, стоя в пробке, смотрел на искореженную обшивку трамвая. – Никогда мне не нравились эти штуки, уж больно какие-то противоестественные. Так же, как и ваш автомобиль, правда ведь? Должно быть вы важная шишка, коли ездите на таком.

      Асмер встрепенулся. Старик обращался к нему и не очень дружелюбно.

      – Не такая уж и важная. А что касается всех этих автомобилей и трамваев, вы ошибаетесь. Как раз таки все это более чем естественно. Это прогресс, эволюция, и все это гораздо лучше и полезней, нежели вся эта ваша стагнация, коей вы так дорожите. Просто примите как факт: все развивается, и каждый человек должен сам определить для себя – развиваться тоже или остаться позади.

      – Красиво говоришь. Но, думаю, вряд ли, когда с улиц уйдут копыта, а выйдут колеса и приводы, ваш этот прославленный прогресс принесет счастье в этот мир, которому станет нечем дышать от копоти и газа. Когда голубое и ясное небо затянет черная дымка смога и пепла. – Сказал старик, потянув за поводья.

      Асмеру нечего было сказать удаляющемуся от него старику. Он лишь моча смотрел ему вслед, а затем повернул голову в сторону дымящих за водной