Потерянная принцесса. Алина Немирова

привел в поводу Петарова коня, а это точно кстати.

      – Итак? – первым заговорил священник. – Что ты решил, сын мой?

      – Ночью у нас появится шанс пробиться, – Лютгер обвел глазами всех. – Поэтому ночи они ждать не будут.

      Он выждал немного, давая возможность каждому осмыслить сказанное.

      – Что ж, мы все исповедались, – кивнул брат Христиан. Остальные молча склонили головы.

      – Дадим им бой прямо сейчас? – предложил брат Рик. Глаза его сияли нездешним блеском, он уже был почти в раю, изнемогал от нетерпения.

      – Экий ты торопыга, сын мой… – отец Петар неодобрительно поморщился.

      – А и вправду, чего тянуть? – поддержал юношу брат Отто.

      – Да вам-то, дети мои, и вправду нечего, ваши грехи отпущены, – в голосе священника звучало подлинное раздражение, – но когда тут один из братьев (не буду на него палицей указывать) сказал, что, мол, исповедались все – он кое о ком забыл. Мечники, арбалетчики, кнехты еще отнюдь не все к вечной жизни готовы! Что же, бросите их тут во грехе, как надменный полководец простую рать на поле боя оставляет, дабы самому спастись?

      Отто только крякнул: возразить ему было нечего. Юный Рик весь залился багрянцем.

      Лютгер быстро глянул на Бруно, но тот словно бы не проявлял интереса к происходящему.

      – Прошу простить меня, друзья мои, – с явным смущением заговорил Жансель де Тьерри. – Мне, наверно, не следовало бы подавать голос в вашем собрании, но… но неужто это единственный путь? Мы уже доказали свое мужество, бились храбро, никто не сможет с презрением сказать, будто мы сдались раньше, чем изнемогли. Не знаю, платит ли орденская казна выкуп, но я торжественно клянусь из доходов своего лена выкупить еще двоих, друзья мои и братья, а христианские владыки в Святой земле наверняка…

      – Эти не станут брать в плен тех, кто пролил кровь стольких их воинов, – резко ответил Мархог, которому в собрании орденских братьев голос подавать тоже не следовало, но сейчас даже хорошо, что гостю возразил гость. – И говорить тут не о чем.

      – Я бы тоже не стал, – отчеканил Бруно. И это оказались единственные его слова за все время совета.

      Солнце опускалось над раздвоенной вершиной дальнего холма, крася распадок багряной жижей. Еще долго до времени, когда вокруг зашевелятся сумеречные тени.

      – Воистину сказано: «Уже и секира при корне дерев лежит…» [5] – усмехнулся отец Петар, глядя при этом на бретонца. – Не бойтесь, дети мои. И ты не поддавайся страху, герр Жансель. (Бретонский рыцарь поежился.) На земле, где нам надлежит пасть, я начертил крест, – он указал в ту сторону, откуда шел, прежде чем поравняться с Лютгером. – Значит, вся земля вокруг, насколько хватит глаз, – святая. Это если кто в слепоте своей забыл, что и так-то вокруг – Святая земля.

      – Благословим Господа! – хором произнесли все.

      – Благодарение Ему! – священник размашисто осенил их крестным знамением. – И давайте завершим на этом, дети мои, если начальник, поставленный над нами, не возражает. (Лютгер качнул головой.) Ибо моя паства

5

Матф. 3:10. Эта цитата звучит предостерегающе, особенно с учетом продолжения: «…всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь».