Белокурый. Король холмов. Илона Якимова

не злость, даже не ненависть – но что-то быстрей и горше всего перечисленного, словно этими заклинаниям лорд Болтон извлекал со дна души прекрасного придворного рыцаря ядовитый и черный, накопляемый с поколениями осадок кельтского духа… Можно было бы посчитать, что Болтон сгущает краски, однако сидящий рядом Ролландстон, в прямолинейной честности которого графу уже не раз выпадал случай убедиться, отмечал кивком каждое новое обвинение.

      – А вот тут, – развивал свою мысль Болтон, – уже выступаешь ты. Хочешь, как граф Босуэлл, лэрд Лиддесдейл, а хочешь – и как хранитель Долины и Марки. И режешь их под корень так, чтоб никому неповадно было. После того, что они творили на шотландской земле, начиная от Эдуарда Длинноногого, чтоб ему в пекле икалось, костлявому дьяволу, все, вообще все, что на той стороне границы – наше.

      Повисла тишина, только слышно было посвистывание по коже ножа в руках Ролландстона.

      Болтон хмыкнул, плеснул себе эля и добавил, улыбаясь в бороду:

      – Ну, и на этой нашего – будь здоров. Вот в том же Лохвуде, к примеру…

      Белокурый тоже потянулся за элем, немного помолчал, потом сказал хмуро:

      – Ладно… я понял, дорогой дядя. Вы держите свору для самых разных целей, отличных от закона и порядка.

      – Я держу свору, – веско отвечал Патрик Болтон, – по одной только причине, если уж начистоту. Хорошо… по двум! Во-первых, чтобы кормиться самому и кормить тебя, ваша светлость. А чтобы свора в голодный год не сожрала меня лично, я с наслаждением отпускаю их попастись к сассенахам. А во-вторых, я держу свору, чтобы меня не сожрали соседи. И потом, ну, распущу я их… дальше что? Они живут в седле, и к мирным делам не пригодны. Хочешь посадить их на землю, сеять-жать… мое почтение, завтра же ищи их на Спорных землях под командой какого-нибудь «конченого». А так они тащат в дом все, что смогут урвать у южан. Исключений для жадности настоящего рейдера только два – все, что слишком тяжелое, и все, что слишком горячее…

      Никто из троих собеседников даже не улыбнулся, ибо то была и не шутка.

      – Всякий, кто вышел в поле – твой враг. И всякий, кто встретился тебе на дороге – твоя добыча. Не обманывайся ни дружбой, ни бондами. Что, Джон и вправду не говорил тебе?

      – Мы были при дворе. При дворе все несколько по-другому.

      – При дворе, – неожиданно вступил Ролландстон, – ровно все точно так же, господин граф. Только в шелках и бархате.

      Патрик поднимался к себе в башню в чувствах самых смятенных, хотя и не подавал виду. Согласиться с позицией дядьев означало предать доверие короля, противиться действительности – с большой вероятностью, означало идти против здравого смысла. Но независимо от того, какое решение примет он, как лейтенант короны, для начала нужно было стать настоящим местным лэрдом, хотя бы с виду. И дней десять спустя приезда в Хермитейдж-Касл Дивный граф, покорствуя судьбе, совлек с себя придворные одеяния, понимая, что смотрится