Гость волшебного мира. Книга первая. Незнакомец. Владимир Серышев

мозга здесь тоже бурлил от кипящих процессов.

      Итогом которых, похоже, была заторможенность чеха, и полная его безучастность ко всему, происходящему вокруг.

      «Височная доля – соображал Фарбаутр дальше. – Слух, восприятие… Чёрт! Память!!!»

      Он резко нагнул голову чеха вбок, чуть не сломав ему шею, и задрал волосы на виске.

      – Что… Что? – бестолково спрашивал фон Зефельд где-то вне поля зрения.

      Клубок мозгов в височной доле, буквально, пузырился. Извилины спрямлялись в гладкие трубки.

      Фарбаутр стремительно отщёлкнул чёрный жезл от кобуры и рывком обогнув чеха, встал напротив. Острым концом палки он поддел подбородок Горака и запрокинул его голову вверх.

      Выражение глаз у чеха было абсолютно пустым, как у замороженной рыбы.

      – Кто ты? Помнишь? – резко выпалил Фарбаутр на чистом чешском языке.

      – Бесполезно – прокомментировал фон Зефельд сзади.

      И вслед за тем, сам же изумлённо поперхнулся. Ибо, Горак – пускай коряво и неуклюже – но, приподнял свои руки с колен. Он неловко расправил скрюченные пальцы, и медленно повертел ладонями, глядя на них так, словно видел впервые.

      – Человек… – глухо ответил чех на вопрос.

      Фон Зефельд – в радостном возбуждении – посмотрел на брата, ожидая перевода. Фарбаутр же раздражённо выдохнул, скрипнув зубами.

      – Имя! – приказал он по-чешски.

      Горак замер, не опуская рук. Фарбаутр впился в его лицо цепким взглядом: на лбу там не прорезалось ни единой морщины.

      – Какое дадите – механически сказал чех.

      Фон Зефельд перескакивал взглядом с Фарбаутра на чеха и обратно.

      – Откуда ты? Профессия? – гвоздил Фарбаутр дальше.

      Чех вновь застыл, словно оледеневший. Его взгляд хоть и стал чуть осмысленнее, но – видел он явно нечто своё, вне этого мира.

      – Я ещё не родился – произнёс Томаш Горак.

      Фарбаутр, изменившись в лице, опустил жезл.

      Фон Зефельд похолодел, впервые видя такую реакцию брата.

      – Да что он говорит-то?! – воскликнул лейтенант.

      Фарбаутр ринулся вперёд, подойдя к чеху вплотную. И направил линзу на его грудь – на рисунок внутренних органов, суставов, и венозных жил. Здесь так же бурлили реакции соединения, деления, и замещения.

      Сердце, почки, рёбра; тугие, многослойные канаты мышц – всё состояло из скопления сотен чёрных точек. Они копошились, подобно микробам, сливаясь и рассыпаясь в пыль.

      Неподвижным был лишь состав костей – прямые, чёткие линии даже под лупой.

      Мышцы же и сухожилия, вследствие распада микрочастиц, сдувались, теряя упругость. Они дрябли и провисали, их покидала накопленная сила и мощь.

      Фарбаутр глянул на руки чеха – натруженные, привыкшие к ломовой работе. Ладони – прямо на глазах – утрачивали цепкость, словно превращаясь в вату. Обмякшие и рыхлые, они теперь, казалось, принадлежат изнеженному белоручке, а не суровому мужику.

      «Мышечная память – осознал