3. Николай Матвеев

волосами, с ногтями красными и губками, как у той куклы. Она пила какой-то коктейль и глаза её карие блестели, как звёзды вечерние. Она что-то без умолку болтала, но её так хотелось слушать, словно мамины сказки, долгими ночами, снежной зимы. Ей тридцать один, мужа нет, был, да сплыл, но она виновата сама, поддалась уговорам какого-то дальнего брата, когда хоронили прабабку, в деревне, за девятьсот километров отсюда, а потом, зачем-то всё ему рассказала. Сначала он не разговаривал почти что месяц, а после сам связался с рыжей, на работе. Так и пошло, она с одним, а он с другой, так и пришли к тому, чего быть не должно. И вот ведь – смерть разъединяет людей, но кто бы мог подумать, что вот так. Она сказала, что у меня интересные пальцы, а я сделал ей комплимент по поводу её волшебных глаз, казалось, что она мне не поверила, тогда я добавил, что мне очень нравятся её волосы и коснулся их рукой, она сделала едва уловимое движение головой и прислонилась виском к моей ладони. Глаза её закрылись, она глубоко вздохнула и сказала: «Спасибо». И это «спасибо» было просто волшебно! Такого «спасибо» я, наверное, раньше никогда не слышал. И мы гуляли до утра, делились тем, что сами отобрали у себя, а где-то, перед пасмурным рассветом, я рассказал ей про тысячу твоих китов. Она молчала долго, а после почему-то обняла меня и сказала, что я молодец, сказала, что моя работа стоит того, чтоб её делать. Она ушла домой, и я ушёл домой, мы все ушли домой, у каждого дом свой, а разница лишь в том, твой из чего построен. Наверно, мой построен из надежд и несусветной глупости. И я пришёл домой, копаясь у двери в кармане, вылавливая там ключи, достал какую-то картонку, прямоугольную, с тиснением красивым и, именем Елена, и фамилией Белова, и профессией дизайнер, и с номером её телефона. Банально, Боже мой, но ведь со мной же раньше не бывало! Стучалось громко сердце и прорезались где-то за спиною крылья! В тот день я пил, наверно, самый вкусный чай! Тогда я сделал этого кита – глядящего будто назад, глядящего будто из тёмной толщи воды, туда, где яркий светит свет. И я вдруг понял, что это – первая самка в той стае, что стоит на полках и прячется в чулане. Я сделал её из ореха, я потратил на неё пять полных дней, я шлифовал её до блеска. А потом я позвонил Елене. А потом ещё раз ей перезвонил. И третий раз, через час где-то. Она мне так и не ответила. Не знаю почему, быть может, я просто опоздал. А через день я улетел в Норвегию.

      В самолёте я читал Мураками. А раньше, я не читал, ну то есть, вообще не читал, я считал это пустой тратой времени, я засыпал, по буквам бегая глазами, я даже не внимал, что я читаю. Я раньше думал, что кино смотреть полезнее и интереснее, особенно те фильмы, где летали в космос. И вот он – космос, почти рядом, всего-то чуть повыше, чем крылья, что несут меня по небу, навстречу Синему киту! И я смотрю в иллюминатор, и, кажется, что я почти что вижу звёзды, и кажется, что я потрогать их уже могу, и кажется, что жизнь – такой пустяк, когда над головой бриллианты звёзд. И я читал «Норвежский