3. Николай Матвеев

пох, людям, которые сломались, но нашли в себе силы изменить себя. Удалось ли это героям этой книги, решите сами. Но они старались, очень старались…

      В этой книге так же много музыки, особенно, в повести «Печальная песнь», которая так же пестрит цитатами исполнителей и авторов русского рока. Все цитаты, вплетённые в текст, являются безусловной интеллектуальной собственностью их авторов и приведены в повести исключительно с целью передачи эмоциональных переживаний героев и служат некими маячками для цепочки сюжета. Кстати, «Печальная песнь» неспроста завершает книгу, хотя по логике, должна бы быть на первом месте. Просто в данной повести много мрака и много чёрного, того, что может реально отпугнуть от дальнейшего прочтения, того, что не должно присутствовать в жизни вообще! Поэтому, я оставляю для читателя выбор, если кто-то не сможет читать о тех вещах, что там происходят, то пусть лучше не сможет дочитать до конца, чем пропустить это мимо. Ведь иногда пропустить что-то мимо, это просто способ сделать вид, что ничего нет, что люди не падают на дно, что люди не тонут в болоте. Именно из-за неё я ставлю возрастной ценз 18+, хотя местами там должно быть и за 21. Так что, перед прочтением отбросьте всё, что было раньше и спросите себя, стоит ли.

      Теперь о людях.

      Я очень благодарен своей жене – Марине, оказывающую мне поддержку в творчестве и за советы, касающиеся некоторых моментов в рассказах, за идеи, которые она мне предлагает в качестве историй. Рассказ «Гербарий» как раз предложенная ею мысль о нашей жизни и осторожности при выборе шагов. Ещё Марина помогала мне с оформлением обложки этой книги.

      А так же нашей дочери – Алтее, которая проявляет неподдельный интерес к моим рассказам и просит рассказать их ей.

      Елена Веткина – мой преданный читатель, своими отзывами вдохновляющая меня на новые творческие планы.

      Юля Гусарова – человек который поддержит и может придать новый импульс! А ещё она невольный инициатор написания той самой повести «Печальная песнь».

      Ангелина Бабкова – внезапно появившаяся, словно звёздочка на сумеречном небе, натолкнула на создание повести 4312, спасибо ей за то, что я однажды посмотрел на мир чуть-чуть иначе.

      Саша Тихомиров – куда же без него! И хоть Саши всегда очень много, его поддержка на ранних этапах была просто неоценима и, наверное, являлась определяющей в то время! К сожалению, сейчас мы очень редко встречаемся и уже, наверное, столетие не пили вместе чай!

      Спасибо всем, кто мне оказывал поддержку, спасибо тем, кто прочитал мои книги, спасибо даже тем, кто их не прочитал! Однажды мир станет немного другим и, я надеюсь, что капелька моей заслуги в этом будет тоже.

      И не забудьте, я – #ЧитаюКолю

      4312

      Вечер. Уж солнце садится, прячутся птицы, длиннее становятся тени, короче становятся звуки, того и гляди, на небо из мутной реки, что течёт под окном, вдруг вынырнет шустро луна. Склоняется день, под тяжестью прожитых, одинаковых, словно армия клонов, часов, уж скоро стемнеет, уж скоро. А мне ещё нужно успеть закончить строгать, ещё нужно успеть доделать работу. Я не люблю оставлять на потом то, что можно сделать сегодня, сейчас. Иначе даёшь себе шанс не успеть, даёшь себе шанс оправдаться, даёшь себе шанс не вернуться, забыть, изменить и вместе с тем – потерять. Да, жизнь такая, нельзя себе давать поблажек, нельзя, иначе можно вдруг остаться без всего, остаться с деревом один на один, остаться в куче стружек и опилок, словно папа Карло, словно дровосек без сердца, словно сам, как Буратино. Вечер, снова вечер, теперь уже три тысячи четыреста двенадцатый. На руках мозоли, а впереди ещё Бог знает сколько дней и вечеров, сплошными вереницами порвущими порядки всех календарей на свете. Я верю, что мне ещё удастся вернуть своё время, получится ещё что-то вернуть. Пока что я верю, а значит, я продолжаю работать, пилить и строгать, строгать, пилить, шлифовать.

      Я вырезаю из ольхи кита, она податлива и нежна, словно девушка, такая разная, такая гладкая, с ней нужно обращаться правильно, чтобы не треснула, как жизнь. И это мой девятисотый кит, почему-то я вырезаю его из ольхи, хотя собирался вырезать каждого сотого из берёзы. Берёза – она замечательная, она твёрдая и плотная, отлично режется и шлифуется. Предыдущие киты из берёзы получились очень гладкими, такими нежными, как девичья кожа, мне удались мои берёзовые киты. Они стоят вон там, на подоконнике, я любуюсь ими, когда просыпаюсь, когда ложусь спать, когда лежу на полу и в кошмарной апатии, весь в опилках и стружке, пытаюсь вспомнить жизнь. Ту жизнь, которой больше нет, да и не будет, которой, может быть, и не было-то никогда. Но всё ж она была, я помню, всё ещё её я помню, она бежала, словно ветер по лугам, порхала, словно бабочка, влекомая цветочным ароматом, она смотрела мне в глаза, она была со мной, и рядом, и во мне. Её я помню, потому что помнить мне уж больше нечего, одни резцы, болванки, да опилки. Да вот закаты, что с каждым днём всё бесконечнее и всё краснее, словно в венах, молоком свернувшаяся кровь. Я наконец закончил на сегодня. Мой кит ольховый, он прекрасен, осталось только шлифовать, наждачной бумагой средней, после мелкой, а потом очистить от древесной пыли и покрыть