Виновные назначены. Лариса Королева

сердце принялось выпрыгивать из груди, в голове помутнело. Какое уж тут успокоение! И тут раздался телефонный звонок. Это был твой друг и сосед Валера Чирков, самый высокий и благородный в нашем классе. Он спросил у Ирки, не у неё ли я. Мне передали трубку, и я с изумлением узнала, что Валера хочет отдать мне какую-то тетрадь. Я схватила за руку ничего не понимающую Любу и поволокла её за собой. По пути купила три гвоздики, вдруг вспомнив, что на днях мы с Валеркой поспорили о какой-то ерунде на букет цветов, и я проиграла.

      Позвонила в дверь. Валерка открыл уже с «Письмами», видно, ждал. Я выхватила тетрадь из его рук:

      – Зачем ты её украл?

      – Ничего я не крал. Мне после уроков отдала Лена Савченко, сказала, чтобы я прочёл и передал Сизарёву. Но я открыл, смотрю – на первом листе твоя фамилия…

      – Что же ты, когда сам почитал, Сизарёву не передал?

      – Да не читал я, – мягко возразил Валера. – Понял, что это личное.

      – А почему тогда сразу не отдал? Уже шесть вечера.

      – Я после школы на тренировку пошёл, только что вернулся.

      – Всё ты врёшь! Кстати, я проиграла тебе букет…

      – Да ладно, Лара, это не важно…

      – Нет, важно. Сволочь ты благородная!

      С этими словами, смутно соображая, что творю, я швырнула бедному Валерке в лицо три гвоздики в целлофане и потащила растерянную Любу прочь. Я была уверена, что Валерка мои записи прочёл, и уж если не показал тебе тетрадь, то однозначно пересказал содержание. Кроме того, Ленка Савченко в открытую бегала за Серёжкой Топорковым, и я заподозрила, что она отдавала «Письма» и ему. Ещё бы – такой повод заинтересовать объект своего внимания! Ведь Топорков чужие тайны любил, а благодаря своей природной наблюдательности и умению задавать каверзные вопросы, часто оказывался в них посвящённым. Вернувшись к Ирине, я позвонила Сергею, и он признался: да, накануне Лена принесла ему тетрадь и сказала, что я просила прочесть…

      – Это я писала повесть о первой любви для журнала «Юность», – в отчаянии солгала я.

      – Я так и понял, – спокойно ответил Топорков, и я его сразу же люто возненавидела. Как и Валерку, которого до того дня считала обходительным и рыцарственным парнем.

      На перемене я устроила Савченко форменный разнос, обозвав её воровкой, лгуньей… и чем-то ещё в таком же духе. Ленка только трясла чёрными кудряшками, закатывала к потолку узкие глаза и шмыгала покрасневшим носом. У неё был нескончаемый насморк, и никогда не было носового платка. В памяти до сих пор чётко стоит картинка: она сморкается в хомут своего розового мохерового джемпера, я с содроганием протягиваю ей платочек, но она только отмахивается: не стоит, мол…

      Училась она плохо, часто пропускала занятия, а её предки никогда не посещали родительские собрания, которые мы называли «Али Баба и сорок разбойников», так как Михаил Захарович считал необходимым приглашать