Стена. Алексей Бахтулов

/p>

      ISBN 978-5-0050-7889-6

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      1

      Ко мне снова приходил Мышкин. Я был порядочно выпивши, он – изрядно трезв.

      – Настасья Филипповна, Настасья! Не была у Вас, Глеб Олегович?! – вопросил он.

      Мне стало чрезмерно неудобно. Я-то знал, что Настасья Филипповна мертва и, довольно-таки, давно.

      – Князь, – начал я, – Она того…

      Я вскинул руку и тут же махнул ей оземь. Князь упал, схватился за голову и заплакал.

      Я присел рядом и тоже заплакал. Нехорошо людям одним плакать.

      – Ну, будет, князь… Она же того… – покрутив у виска, отрепетировал я.

      – Того…  – всхлипывая повторил Лев Николаевич.

      – Человек сволочь одинокая, – знающе изрек я.

      – Сволочь? – удивился князь, – Сволочь?!

      – Ну да, – тут же бросил я без запинки.

      – Что же Вы! – воскликнул князь, – Хватит комедии ломать Глеб Олегович!

      Но я ничего не ломал. Все было сломано и некоторые обломки уже догорали в костре воспоминаний.

      Князь поднялся с земли, набрал в кулак песка и, швырнув в сторону от меня, взревел. Я вскочил и стал успокаивать князя.

      – Будет Вам, князь! Ничего же!

      Князь поник.

      – Все Вы….

      Мышкин посмотрел мне в глаза. Его молодые уставшие больные требовательные сумасшедшие и невозможно преданные глаза уставились на меня.

      – Все Вы, ничего…

      Я остался один. Меня обняла комната – втиснула в свое бестолковое тело. Поцеловала.

      Я допил седьмую банку и, громко уведомив об этом помещение, призвал князя. Князь не появился. Зато стены насмешливо уставились на меня во все глаза.

      – Чего делать будешь, Глебушка?! – радостно потирая руки проскрипела левая.

      – Ничего.

      Я отвернулся. Тут же, к разговору присоединилась правая.

      – Да ладно тебе, Глеба! Всегда «чего», а сегодня «ничего»?!

      Реальность выводила меня из себя. Да и не был я собой. Упав на пол, я заревел. Стены заходили гогоча.

      Окончательно одурев, я снова позвал князя. Тишина.

      Ко мне никто не пришел.

      Мышкин болен, вспомнилось мне и стало ещё хуже.

      – Чего ревешь-то? – поинтересовалась правая стена.

      – Живу для чего? – ответил я вопросом на вопрос.

      – А мне-то откуда знать? Я стена.

      Стена отвернулась и принялась заниматься своими делами. Я тоже отвернулся, но так как дел никаких не предвиделось, в голову полезло «всякое». Когда «всякое» лезет в голову, то либо – с плеч ее, либо – терпеть. Я вспомнил о сыне. Наверняка он меня возненавидит. Возненавидел. Ненавидит сейчас. Я заплакал. Правая стена засмеялась. Я стукнул ее кулаком, но смех не стих.

      – Сука! – заорал я, – Заткнись!

      Стена смеялась и не думала прекращать. Я лежал и плакал. Медсёстры шерстили по палате, откидывали простыни, ставя уколы. Некоторых так же плачущих мужчин они поглаживали. Меня никто не гладил. Я тупо уставился в потолок и молчал.

      – Он идиот, – проскальзывали по сторонам смешки.

      – Дуры, – бредил я в пустоту.

      Я поднялся с кровати и подошел к окну. Тут же появились охранники. Их было двое. Один здоровый, другой невысокий и щуплый. Первый схватил меня за руки, второй – за ноги. Они начали крутить моё дергающееся тело в какую-то невиданную букву. Но мне повезло. Я чрезвычайно везучий человек. Я вырвался и прыгнул в окно. Благо на нём не было решётки и я всего лишь ударился о землю левым плечом. Да, конечно же, второй этаж дал знать, но не мне. Кому именно – не понятно. Я-то бежал что есть мочи. Правда, вскоре пришлось остановиться. Меня стошнило в кусты, и я, облокотившись спиной о стену, медленно сполз вниз.

      Ко мне подошел князь и сказал, что нужно сдаваться. Мол, я проиграл, и вообще игры никакой не было, просто я заигрался.

      Мне стало дурно. Я-то понимал, что князь, как и его возлюбленная – мертв, но никогда ему об этом не говорил, зная его характер.

      Он поднялся надо мной и поводил пальцем у виска.

      – Ну и сумасшедший же ты сукин сын! – сказал он.

      Я обнял князя.

      – Мышкин! Дружище! Ты же друг мой! Знаешь же, правда?

      Мышкин неловко улыбнулся и так же неловко исчез. Напротив меня стояла массивная непреодолимая бесцветная стена. Она уходила высоко в небо и не было ей конца и края.

      – Не могли бы Вы, – начал я, обращаясь к ней, – Куда-нибудь, туда?

      Стена с места не сдвинулась. Впрочем, поговаривают, что ходоки они никудышные. Пришлось облокотиться о стену и закурить. И тут же затушить сигарету, вспомнив, что бросил.

      «Когда ты один, наверняка – это чье-то вранье

      Человечек