Год колючей проволоки. Александр Афанасьев

нельзя безнаказанно убивать родной город и родную страну… и нет им прощения за то, что они сделали. Каждый выгребает по делам его.

      Приняв десятиминутный ледяной душ, он оделся – привычка, терпеть не мог быть неодетым, потому что могло получиться так, что в любой момент придется спасаться, – прошел на кухню, поставил на газ сковородку. Газ, как ни странно, был – Россия продолжала поставлять его. Может быть, так и лучше.

      Когда на масле зашкворчали разбитые яйца, на кухню вошла она. Он бы не хотел этого сейчас, потому что чувствовал себя виноватым перед ней и не знал, что ей сказать. Получалось так, что он ее использовал и бросил – да не только бросил, но еще и подставил. Это было подло… и никакой оперативной необходимостью тут не отговоришься…

      – Уходишь? – спросила она

      – Да… – коротко ответил он, смотря, как на сковородке застывает бело-желтый узор.

      – Надолго?

      – Не знаю…

      Она пододвинула колченогую, оставшуюся на этой сверхсовременной кухне еще с давних времен табуретку, села так, чтобы смотреть ему в глаза. Она была выше его на голову, при этом училась на три класса младше… в школе над ними постоянно насмехались из-за этого, и смотреть ему в глаза было сложно, тем более что он этого не хотел.

      – Зачем все это?

      Он не ответил.

      – Ах, да… Восточный мужчина… Я совсем забыла. Когда надо – пришел, когда надо – ушел. Извини…

      – Ничего… – тяжело сказал он, чувствуя, как давит в груди.

      – Может, хватит?

      – Что ты предлагаешь?

      – Давай уедем! Куда-нибудь… ты же немец, тебя в Германии примут. Куда угодно уедем, я с тобой поеду.

      – А это – что?

      – Да черт с ним! Черт с ней с квартирой, со всем…

      – Я не про это…

      – А про что?

      – Про то, что за окном.

      Она отвернулась.

      – Опять…

      Он ничего не ответил, просто нечего было.

      – Что тебе нужно? Что тебе нужно от жизни, Вова?! Ты как одинокий волк, тебе это все не надоело? За кого ты воюешь, посмотри! Посмотри – вот им ничего не нужно. Им ничего от тебя не нужно, понимаешь, и жертвы твоей – им от тебя тоже не нужно. Если тебя убьют, то просто растворят в кислоте, и ничего от тебя не останется на земле, ты это понимаешь!? И от меня – тоже ничего не останется! Ты воюешь за свои мифы, за тени прошлого, за призраков! За историю, которая поросла быльем! Давай уедем!

      Он ничего не ответил. Он просто сидел и смотрел перед собой – и очнулся, вернулся в этот мир только тогда, когда в кухне отчетливо запахло горелым…

      – Вот что… Давай уедем. Только не в Германии, в Ростов… Не хочу в Германию.

      – Правда?

      – Правда.

      – Правда-правда?

      Он не принял ее игривого тона.

      – Слушай внимательно и запоминай. Продай все, что можешь продать за день. Потом – перебирайся через границу, это можно сделать. Не бери с собой никакого оружия, не надевай никаких золотых украшений, просто