Счастье. Двадцать семь неожиданных признаний. Коллектив авторов

же кинулась старшая пионервожатая Ленка, она откинула черные шторы, но пацанов не обнаружила. Зато все увидели, как скривило ее рожу. И тогда аплодисменты превратились в овацию, а задние ряды начали еще и топать. Нас вызывали шесть раз, пока вожатые не взмолились и не попросили зал успокоиться, потому что на очереди было еще два номера. Но какое там. Большинство зрителей уже выскочили из зала и сопровождали нас до здания отряда.

      Эту постановку мы придумали сразу после того, как стало понятно, что Пашу и Димку выпрут из лагеря. В то лето вожатые втихаря водили нас купаться на речку. На дне той речки Пашка обнаружил чудо – прикопанную в донном иле бутылку мутного зеленого стекла без этикетки.

      В пионерской комнате нас набралось девять человек. В центре на полу стояла бутылка. Димка немного повозился около столешницы и таки открыл, пролив совсем чуть-чуть. Это было пиво. А потом мы по кругу глотали из горлышка горьковатую пенящуюся жидкость и под конец почувствовали себя вусмерть пьяными. На дне оставались еще глотка три, как в дверь начали рваться с воплями: «Откройте немедленно! Что вы там делаете?!» Пока швабра, на которую была закрыта дверь, еще держала оборону, Димка сунул бутылку в угол, за знамя совета дружины, и по его знаку Олег с Зиной вытащили швабру. В комнату ввалилась старшая вожатая Ленка в сопровождении наших вожатых. Наш отряд она ненавидела. И потому, что она в лагере была новенькая, а мы ездили сюда годами и привыкли к старой вожатой. И потому, что нарушали правила и все время качали права. Да и просто потому, что характер у нее был поганый, а простым давлением подчинить нас не получилось. Вот она и злилась. Она некоторое время глядела на нас – печать греха светилась на наших лицах. Выдал нас Костик. Он не мог пересилить себя и все смотрел и смотрел в тот угол, куда Димка запихнул бутылку. Ленка проследила за его взглядом.

      Потом начались допросы, очные ставки, шантаж и давление на свидетелей. Костик и так был хлипкий, и запугать его совсем ничего не стоило, а Зине пригрозили тем, что прямо сейчас позвонят родителям. Да и не сердился на них никто – их так колбасило и раздирало чувство вины, что Костик зубами стучал танец с саблями, а Зинку еще дня три выворачивало. Вожатым и нам, понятное дело, влетело, но Пашка и Димка были назначены крайними – Пашка за то, что принес бутылку, Димка – за осквернение знамени. Ленка настаивала на том, чтобы ребят выгнали из лагеря. Спасти их не мог никто. Но можно было отомстить.

      А тут как раз конкурс инсценированной песни.

      Идею подал Володя – тезка и знаток творчества Высоцкого. Песню о королевском стрелке мы выбрали потому, что там одновременно можно было сделать несколько штук: во-первых, спеть песню почти запрещенного автора, во-вторых, невозбранно несколько раз произнести со сцены слово «портвейн», в-третьих, намекнуть на репрессии и открыто, хоть и на сцене, оказать сопротивление Ленке. Володю выбрали на роль короля. Главную роль должна была играть я, как самая талантливая актриса. Зинке выпало изображать принцессу, Костику – чудовище. Быстро выучили песню (ну то есть как выучили, Володька подобрал на гитаре аккорды и приблизительно показал мотив) и раскидали мизансцены. Вожатые,