Мой палач. Надежда Олешкевич

дикий крик человека, пронзивший сердце ледяной стрелой страха. Я нервно сглотнула, но не сбавила темп, шла за кем-то, не упираясь и не пытаясь вырваться.

      – Эту на ночь, – раздался рядом грубый голос.

      – За что ее?

      – Донос на ведьму.

      Стражник толкнул меня вперед. Я сделала пару быстрых шагов, но устояла на ногах, не упала на колени и тем более на распласталась на полу на радость присутствующим.

      – Мешок снимать? Или лучше ее в камеру для особо опасных?

      – Снимай.

      Через пару минут я увидела свою сырую камеру, отдающую в нос гнилой соломой. Стены здесь частично были покрыты мхом. Также мне удалось рассмотреть одного крупного мужлана в бордовом наряде стражника и щуплого надзирателя, быстро закрывающего замок на ключ. Они не задержались, не захотели побеседовать с пленницей, даже не удостоили взглядом – быстро ушли, разговаривая на понятные только им темы.

      Я же тяжело вздохнула и посмотрела на свет, что тянулся из узкого окошка чуть ли не под самым потолком. Сейчас был примерно полдень нового дня, так неожиданно обернувшегося для меня трагедией.

      Садиться на пол не хотелось, прикасаться к стенам – тоже. Я то мерила шагами камеру, то пыталась хоть немного согреться под солнечными лучами. Но больше всего времени было потрачено на поиск… Поиск так нужного медяка или хотя бы тонкой булавки в платье, в волосах, в стенах, в окошке. Я за целый день даже изучила массивные петли решетки, взвешивая свои шансы на побег.

      Пронзительные крики внушали дикий ужас, вырисовывая в воображении предстоящую участь. Лязг цепей бил по ушам. Но надежда оставалась в сердце, она придавала сил, чтобы не сдаться, не опускать руки даже сейчас, в полностью безвыходной ситуации.

      – Медяк раз, медяк два, медяк три… Медяк раз, медяк два, ты усни… – напевала я свою любимую песню, покачиваясь из стороны в сторону уже ночью, сидя на полу, ощущая, как идущий от камня холод проникает под кожу и замораживает тело.

      Под утро мысли перестали приходить в голову – там осталась пустота. Мне надоело так долго копаться в самой себе, в прошлом. Одни воспоминания грели душу, другие – вызывали слезы. Я прожила слишком мало и пережила очень многое. Однако умирать не было никакого желания. Не сейчас… Еще рано.

      – Поднимайся, – приказал подошедший стражник.

      Ему открыли клетку. На меня снова надели мешок. Грубая рука сильно сжала предплечье, а ее владелец быстро потащил меня вперед.

      Когда с меня сняли «головной убор», я первым делом сощурилась от яркого света. Полностью белое помещение почти наполовину было пустым. По центру одиноко стоял стул, дожидаясь своего часа. Напротив него сидело несколько мужчин, кто в бордовых, кто в черных, а кто и в фиолетовых одеяниях. Они даже не взглянули в мою сторону – продолжили переговариваться, словно сейчас не происходило ничего из ряда вон выходящего.

      Городовой, его правая рука, писчий, судья, палач и даже один из представителей миамистров. Казалось, я