Остаться в живых. Прицельная дальность. Ян Валетов

ночь с 18-го на 19 июня 1918 года.

      – Где?

      – Миль сорок от мыса Дооб, рядом с мысом Чуговпас – точнее сказать трудно. Недалеко от берега.

      – Недалеко – это сколько?

      – До полумили.

      – Что случилось?

      – Думаю, что мина. Не снаряд – это точно. Мы шли без огней, и попасть в нас было невозможно и с кабельтова. Да и взрыв был глухой… Определенно мина!

      – Зачем шли так близко?

      – Для безопасности и шли – по-над скалами.

      – Странно, – произнес Анатолий Иванович саркастично. – Откуда там мина? Ветром ее надуло, что ли?

      Несмотря на связанные за спиной руки, Юрий Петрович попытался пожать плечами, и у него получилось.

      – Капитан говорил, что там сильное течение вдоль берега. Вход в Цемесскую бухту минировали, могло сорвать и отнести. Впрочем, я не знаю, я не минер и, по большому счету, не моряк.

      – Течение, говоришь? Что ж… Может быть, может быть… Пусть так. Рассказывай дальше.

      – Около двух часов ночи я вышел на палубу перекурить. Мы вообще все не спали этой ночью, спорили о том, что видели в Новороссийском порту. Штормило, но не сильно. Было ветрено и дождь… Даже не дождь, а такая противная морось, заползающая под дождевик и бушлат. Я зашел с подветренного борта – со стороны моря и спичку зажечь не получилось бы, не то, что закурить!

      – Кто еще был на палубе, кроме тебя?

      – Я никого не видел. Вахтенный, наверное, был. Викентий Павлович прошел в рубку. А потом – громыхнуло.

      – Слева? Справа?

      – Скорее уж – под днищем. Я упал. Тряхнуло здорово, затылком о переборку приложился, встал – вижу, что кормы нет, она нас обгоняет и уходит к берегу под прямым углом, словно ее на буксир взяли. А нос и меня вместе с ним кружит, как в водовороте речном, и под воду затягивает.

      – Ты кого-нибудь видел на палубе?

      Бирюков покачал головой.

      – А Чердынцев твой?

      – Тела лично я не видел, но не думаю, чтобы Викентий Павлович остался жив.

      – А как ты остался жив?

      – Повезло, наверное. Я когда за борт прыгнул, чтобы не затянуло, попал в то же течение, что и корма «Ноты». Меня, правда, о скалу приложило волной, но на берег я выбрался, хоть и вода была холодная для лета, но все-таки не ледяная.

      – Опиши место.

      – Бухта, как бухта. Таких на побережье полно, но особенность есть. Справа скала, как волнорез – низкая, длинная и в море уходит. А слева – громадная, как причальная стенка. Высокая такая.

      – Твою мать! – громко сказал Губатый. – Твою бога душу мать!

      Он вскочил.

      – Еще раз!

      – Что еще раз? – переспросила Ленка.

      – Какая скала слева?

      Ельцов уткнулся носом в бумаги.

      – Слева – высокая, как причальная стенка.

      – А справа?

      – Низкая. Как волнорез.

      – А тут что?

      – Да брось ты, Пима, орать, – сказала Изотова с раздражением. – Ты что – самый умный, да? Мы это уже тысячу раз перечитывали…

      – Точно, –