Остаться в живых. Прицельная дальность. Ян Валетов

раз, он схватил себя за лицо, зажимая рот и нос, и ринулся к борту, издавая утробные звуки.

      Кущенко перекосило, словно от кислого вина, и он сам начал стремительно бледнеть под слоем загара.

      Расчет Губатого оказался точным. Спасти их от повторных визитов бывшего соученика слабому вестибулярному аппарату Ельцова было не под силу, но испортить обедню Кущу сиюминутно он вполне мог. В этот момент Владимир Анатольевич совершенно искренне жалел и о выпитом только что «Клинском», и о сравнительно недавнем обеде, и даже о своем приезде сюда.

      – Он что, болеет? – спросил Кущенко с видимым отвращением.

      Ельцов с шумом извергся за борт, отчего Владимир Анатольевич стал цветом напоминать только что отреставрированную мраморную статую.

      – Есть немного, – подтвердил Пименов. – Не любит Олежка качку. Что такое, Вова? Тебе нехорошо?

      – Да ничего, – выдавил из себя Кущ, медленно отступая к фальшборту, – жара, понимаешь ли…

      Ельцов посмотрел на них через плечо глазами больного мерина и снова повис на леерах, вздрагивая спиной.

      – Твою мать! – прошипел Кущ сквозь зубы. – Какого ты его на судно приволок?! А?

      – Так ты ж увидеться хотел, – простодушно возразил Губатый, забивая трубку табаком. – Олег, как только качать начинает, сразу на берег съезжает. А тут – ты позвал. Ну, вот он и… Не перенес радости встречи! Так когда тебя в гости ждать?

      Последнюю фразу Леха произнес уже в спину Владимиру Анатольевичу, который с юношеской прытью сиганул с кормы в свою лодку.

      – А завтра к вечеру и жди, – ответил Кущенко, отвязывая конец, – буду обязательно! Аэрона ящик для этого дохляка возьму… Ленок, а тебе что? Что ты пьешь, радость моя?

      Изотова стояла рядом с Пименовым, небрежно, как бывалый моряк, опершись на ограждение, с сигаретой в зубах и в круглых, как у Базилио, очках. Стекла у нее были настолько густо-черные, что рассмотреть за ними не то что выражение глаз, а даже моргание было невозможно.

      – Все пью, – сказала Изотова. – Мне главное – хорошая компания. Сигарет привези. Хлеба. Конфет. Да что я тебе мозги парю? Сам знаешь, что надо, мы тут неделю сидим.

      Кущенко завел лодочный мотор, импортный, издающий тихий шелест четырехтактный «Маринер».

      – Сигарет привезу, – он стал в лодке, раскачивающейся на волне. Крепкий, низкорослый, широкий, напоминающий гриб-боровик – жаль, фуражки не было на нем, только пилотка. Фуражка делала бы сходство с боровиком абсолютным. – У меня завалялось пару блоков. Хлебушка. Ну, и пожрать там разного… Слышь, Пима! Ты без меня не шали тут!

      Он ухмыльнулся.

      – Делом занимайся! Ну, пока!

      Он дал газу, развернулся на винте и понесся к «Кровососущему».

      – Приедет? – спросила Изотова.

      – И не сомневайся.

      – У него действительно такой нюх?

      – У собаки подобного нет. Бабки за много миль чует, как муха говно.

      – Кузя! – позвала Ленка – Ты как?

      Ельцов промычал что-то неразборчивое.

      – Давай