Над Доном-рекой. Мария Купчинова

На рельсах – вереницы товарных вагонов, ждущих разгрузки или загрузки, на реке – бесконечные парусники, пароходы, баржи и барки: тяжёлые, неповоротливые для дальних перевозок и небольшие, юркие для ближних.

      Все окутано дрожащим маревом жары, в котором теряются отдельные звуки, и гул голосов сливается с жужжаньем всякой зудящей твари, так и норовящей усесться на потное тело, залезть за шиворот рубахи либо с издевкой пролететь у самых глаз.

      – А, чтоб тебя!.. – вздрагивает порт в едином выдохе. Это на узких сходнях одной из барж поскользнулся и упал «носак»³, придавленный тяжелой каменной плитой. Протискиваются сквозь толпу приказчики, ругань, крик, стон нестерпимой боли…

      С палубы рядом стоящей баржи вглядываются в произошедшее двое.

      – Вроде Елпидифора Тимофеевича баржа? – спрашивает плотный мужчина средних лет с окладистой купеческой бородкой и серебристыми висками.

      – Его, Степан Платонович, – соглашается высокий щеголевато одетый собеседник в капитанской тужурке.

      – Надо следить, Харитон, чтобы не носили больше возможного, – хмурится купец.

      – А как же-с, – довольно равнодушно соглашается капитан. Он уже достаточно навидался того, что из окна конторы пароходства не различишь, и цену такому сочувствию знает.

      – Все спросить хочу, Степан Платонович, правду говорят, что Елпидифор Тимофеевич у Посохова дом в карты выиграл? Врут, наверное, для старообрядцев ведь карты – грех…

      – Не знаю, сам за тем карточным столом не сидел, – пожимает плечами хозяин, – а про грех… так и для тех, кто тремя перстами крестится, подобным страстям предаваться – грех немалый, только кого это удерживало? Сам знаешь, азарт иной раз и веру перевешивает, что скрывать. Ты почему спрашиваешь?

      – Уж больно везуч и изворотлив Елпидифор Тимофеевич. Слыхали, что в эту навигацию удумал? Люди сказывают: матросы по ходу парохода вытаскивают сети с рыбой, разделывают ее и бесплатно раздают пассажирам по бутерброду с красной икрой, да ещё и стакан горячего чая наливают. Вроде потому и Кошкин разорился, самый большой его конкурент.

      – Кошкин из тех, у кого кто угодно виноват, только не он сам, – усмехнулся Степан Платонович, – поговаривали, что-то у Ивана Семеновича в Батуми не сложилось… Ну, да это все нас не касаемо.

      Степан Платонович помолчал, рассматривая, как бегают по сходням «носаки» в рваных рубашках, согнувшиеся под невообразимой тяжестью мешков, с криками «Поберегись!» обгоняют их «качуры»⁴, толкая тачки, гружённые в десять пудов; сверху, из города спускаются цепочки подвод, лязгая колесами двигаются по рельсам составы вагонов. Все это шумящее, бранящееся, лязгающее и грохочущее действо наполняло его душу наивной гордостью причастности к большому делу и к большим деньгам.

      – Ты, Харитон, готовь команду: буду пароход покупать. Пора и нам в моря выходить.

      – Тоже бутербродами станете пассажиров кормить? – не удержался

3

сезонный рабочий в порту, который таскали мешк, либо другой груз на спине либо на плечах.

4

рабочие в порту, которые перевозили груз на тачках.