Сироты вечности. Дэн Симмонс

ними был Робби верхом на игрушечном медвежонке.

      СЛИШКОМ СИЛЬНО НЕ МОГУ ДЕРЖАТЬ!

      Он пытался разговаривать, хотя и не умел толком этого делать. Его мысли стегали разум, как электрические разряды. Гейл упала на колени, но Бремен помог ей подняться.

      Он пытался мысленно коснуться пришельца, но тщетно. Как-то еще в Хаверфорде они вместе с одним студентом оказались на стадионе, где шли приготовления к рок-концерту, Бремен подошел к возвышению с колонками, и тут как раз начали проверять звук. Похожее ощущение.

      Теперь они стояли на плоской, испещренной трещинами равнине. Горизонта больше не было. Со всех сторон надвигались высокие волны белого тумана. Свет померк, только мерцала огромная, космическая фигура верхом на медведе. Туман приближался, и все, чего он касался, исчезало.

      – Джерри, что… – Гейл была на грани истерики.

      И снова мысли Робби ударили их почти физически ощутимо. Он больше не пытался разговаривать, просто обрушил на них каскад образов. Картины расплывались, переливались странными цветами, окутанные аурой неожиданности и новизны. Джерри и Гейл дрогнули под их натиском.

      БЕЛАЯ КОМНАТА… БЕЛОЕ

      БЬЕТСЯ ПУЛЬС МАШИНЫ

      СОЛНЕЧНЫЙ ЛУЧ НА ПРОСТЫНЯХ

      УКОЛ ОСТРОЙ ИГЛОЙ

      ГОЛОСА… ДВИГАЮТСЯ БЕЛЫЕ ФИГУРЫ

      ДУЕТ СИЛЬНЕЙШИЙ ВЕТЕР

      ТЕЧЕНИЕ УТЯГИВАЕТ, УТЯГИВАЕТ

      УТЯГИВАЕТ ПРОЧЬ

      Вместе с образами пришли эмоции, интенсивность которых казалась нестерпимой: открытие, одиночество, изумление, усталость, любовь, печаль, печаль, печаль.

      Бремен и его жена упали на колени и заплакали, сами того не осознавая. Стремительный натиск прекратился, и в наступившей тишине мысли Гейл прозвучали нарочито громко: «Зачем он это делает? Почему не оставит нас в покое?»

      Бремен схватил ее за плечи и всмотрелся в бледное лицо, на котором как никогда отчетливо проступили веснушки.

      Гейл, разве ты не понимаешь? Это не он.

      Не он? А кто?..

      Гейл пребывала в замешательстве. Она изо всех сил пыталась собраться с мыслями, стремительно обмениваясь с Джерри фрагментами образов, обрывками вопросов.

      Это я, Гейл, я! – Бремен пытался заговорить, но звука не было, существовали только кристаллические грани их мыслей. – Он все это время пытался сделать так, чтобы мы были вместе. Это я. Я чужой здесь. Робби так старался ради меня, так хотел помочь мне остаться, но он больше не может противостоять течению.

      Гейл в ужасе озиралась по сторонам. Клубящийся туман подступал все ближе, тянул к ним длинные щупальца, смыкался вокруг богоподобного человека на звере. Сияющий ореол угасал.

      Коснись его.

      Она закрыла глаза. Бремен почувствовал: мысль жены потянулась вперед; как птица, задела его крыльями. Женщина изумленно выдохнула:

      Джерри, боже мой, он же просто ребенок. Испуганный ребенок!

      Если я не уйду сейчас, то всех нас уничтожу.

      К этой мысли Бремен добавил эмоции, которые слишком сложно