Энергия кризиса. Сборник

строительством стены является «началом серии переворотов, которые превращают день Шухова из боли в радость, а его самого из жертвы в героя»[80], можно утверждать, что именно тот момент (с. 65–85), когда «рождается творческая радость»[81], представляет собой центральное звено текста также и в отношении хозяйственной этики и практики. Но экономическое измерение в «Одном дне» не ограничивается этим эпизодом, а присутствует на протяжении всего повествования: как в (лагерном) труде – причем принудительная экономика обрастает пафосом добросовестной работы Шухова, – так и в его постоянных размышлениях о еде и остатках свободного времени (об экономии времени).

      В «экономизме» героя, разумеется, нет никакой отвлеченной или тем более научной теории хозяйства, а проявляется чисто практический подход к лагерному быту. Это обстоятельство избавляет нас от необходимости прибегать к современным экономическим теориям и позволяет ограничиться некоторыми основополагающими категориями традиционной (аграрной, кустарной, допромышленной) экономики – тем более что Солженицын целенаправленно пытается восстановить утраченное воспоминание о традиционной деревенской жизни[82]. Программа Солженицына – показать не советского человека (и через него Госплан), а простого деревенского мужика с дореволюционным способом мышления. Таким образом идеал деревенского домохозяйства, описанный уже у Аристотеля, снова приобретает значимость. Отжившее в экономической действительности представление о замкнутой системе домашнего хозяйства, основанной на самообеспечении и отрицающей экономический рост, начисление процентов и денежную прибыль[83], возрождается в экономических категориях деревенского человека Шухова, вопреки принудительной работе в лагере сохранившего дореволюционные крестьянские мерки[84].

      Однако здесь мы имеем дело не с однородным сплавом экономических представлений. У Шухова нет единой системы ценностных категорий: его домостроевские принципы и его идеал экономного хозяйствования дополняются элементами другой традиции. Это традиция полемики православной церкви против западного христианства, в контексте которой постепенно сформировалась линия критики формально-правовых категорий и силлогизмов в богословии[85], и этика позволительного отступления от точного исполнения правил во имя милосердия[86]. Данный феномен обозначался тем же самым термином, как и аристотелевский домострой, с той лишь разницей, что был сохранен йотацизм среднегреческого языка, что привело к возникновению понятия «икономия»[87].

      Таким образом, в традиционных православных культурах восточной и юго-восточной Европы сосуществовали два этических ориентира, применявшихся к области экономики и права и содержащих определенный количественный аспект: с одной стороны, этика замкнутого хозяйства, пропорциональности, точности, с другой – логика благодати, милосердного отступления от правил и неточности

80

Kimmage D. A. Characterization and Setting. P. 21.

81

Clément O. Work as Redemption // Medina L. (Ed.) One Day in the Life of Ivan Denisovich. San Diego (CA): Greenhaven Press, 2001. P. 55.

82

Ср., Daix P. Ce que je sais de Soljénitsyne. Paris: Ed. du Seuil, 1974. P. 22.

83

См.: Brunner O. Das «ganze Haus» und die alteuropäische «Ökonomik» // Neue Wege der Verfassungs— und Sozialgeschichte. Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1980. S. 115–116; Schefold B. Platon (428/427—348/347) und Aristoteles (384–322) // Strabatty J. (Hrsg.) Klassiker des ökonomischen Denkens. München: Beck, 1989. S. 33–51.

84

Можно смело утверждать, что описанный Аристотелем идеал меры и точности (Pol. 1256b) господствовал в России вплоть до «Домостроя» и, возможно, даже до начала ХХ века (см.: Uffelmann D. «oikonomia – икономия/экономия/экономика. Die doppelte Geschichte des Ökonomiebegriffs in Rußland zwischen Wirtschaftstheorie und orthodoxem Kirchenrecht und einige literarisch-kulturelle Weiterungen // Thiergen P., Munk M. (Hrsg.) Russische Begriffsgeschichte der Neuzeit. Beiträge zu einem Forschungsdesiderat. Köln et al.: Böhlau, 2006.

85

О следах православной традиции в русской теории хозяйства см.: Zweynert J. Eine Geschichte des ökonomischen Denkens in Rußland. 1805–1905. Marburg: Metropolis, 2002. S. 31–38 и сл.

86

Alivizatos H. S. E Oikonomía, katá ton Kanonikón Díkaion tes Orthodóxou Ekklesías. Цит. по нем. пер.: Die Oikonomia. Die Oikonomia nach dem kanonischen Recht der orthodoxen Kirche, Frankfurt a. M.: Lembeck, 1998.

87

Например, Цыпин В. А. Церковное право. Курс лекций. М.: Изд. МФТИ, 1994. С. 373. Об этом ср. также Uffelmann D. Oikonomia – икономия/экономия/экономика. S. 484, 496.