Мидгард. Часть 2. Владимир Колосков

проклинал того случайного путника, который на привале поведал ему о том празднике и о том городе; проклинал ткача, который выткал платье, в котором мать того путника приглянулась его отцу; проклинал кузнеца, который подковал лошадь, на которой его дед выкрал из деревни его бабку… и еще много кого проклинал он, без кого не состоялась бы встреча волшебника Мельхиора и доппельгангеров.

      Если бы он знал, на сколько лет затянется это приключение, насколько сложнее станет его путь, насколько он успеет постареть, не в силах даже в мечтах увидеть конец своим странствиям… если бы он только знал… Великий волшебник ютится по трактирам и постоялым дворам, вместо того чтобы жить чинно, спокойно, наслаждаясь нажитым добром, почетом соседей, уважением учеников и другими плодами славно прожитой жизни.

      Жаль, что нельзя вернуть этого болтливого мертвеца времен короля Артура под тот камень, из-под которого он выполз, и воткнуть в него Длань, чтобы навсегда успокоить. Баал приближается. Как много раз Мельхиор думал об этом. Пусть бы Баал уже скорее пришел и все было кончено.

      – Я вижу усталость твою и мысли твои, хоть сокрыты от глаз и в молчании не сказаны, но мне они ясны, ты не впервой им предаешься в вечернюю пору. – Ремли похлопал Мельхиора по плечу. – Когда снова тобой овладеет усталость, сердце твое повернется к отчаянию, вспомни, что мне во сто крат тяжелее: ты можешь забыть и прогнать, отвлечься, уйти и не помнить, во мне же всегда этот зов, словно звон со всех колоколен. Я ни на миг не могу глас Баала утишить. Во мне он горит, и чем ближе Баал, тем сильнее пылает. Потому я иду лишь вперед, не по карману мне остановки.

      – Прости, – отозвался из-под ладоней Мельхиор. – Это находит иногда.

      – Я сделал, как вы просили, – напомнил о себе Уитби, когда увидел, что Ремли закончил говорить с волшебником. Ремли для него оставался лишь немного повзрослевшим оруженосцем сэра Кормака, которому он хранил верность в память о своем почившем господине. Настоящее обличье и подлинное имя Ремли Уитби не знал и не узнал до самой смерти. – Так не рассчитаться ли нам? – предложил Уитби.

      – Заплати ему. – Ремли вручил свой кошелек Мельхиору. Ремли до сих пор не разбирался в деньгах. Их было так много, и все разные: золотые, серебряные, медные. Каждый, кто мог позволить себе рудник и монетный двор, чеканил свои монеты. Лишь седовласые менялы и длиннобородые евреи, всю жизнь просидевшие в лавках, где совершался обмен денег, понимали, сколько стоит та или иная монета в эту фазу луны, да и те менялы между собой часто спорили, не в силах прийти к единому мнению.

      Кошелек сам раскрылся в руках Мельхиора, поняв волю своего хозяина. Тому, кто полезет в него без разрешения, кошелек мог запросто переломать пальцы, а то и кисть оттяпать. На дне кошелька валялось немало таких истлевших трофеев. У Ремли никак не доходили руки в нем прибраться и выкинуть кости.

      Мельхиор вытряхнул на стол горку монет вдвое больше, чем размер кошелька. Среди них, подтверждая плотоядные повадки волшебной вещицы,