134-я. Андрей Титов

поинтересовалась, сколько он должен коллегам. Достав блокнот, Миша проверил записи. Оказалось, около сорока тысяч. Света ахнула, закрыв лицо руками. Плечи ее дрогнули, и она впервые за восемь лет семейной жизни разрыдалась при муже.

      Это была настоящая женская истерика – с воплями, стонами, диким смехом. Усталость и возмущение, копившиеся все эти годы, вырвались наружу. Миша смертельно перепугался, забегал вокруг Светы с водой и валерьянкой.

      – Ты всю мою жизнь угробил! Всю кровь выпил из меня! Эгоист, сволочь ленивая! – голосила Света.

      Прибежали сыновья и, увидев мать в слезах, тоже хором заревели. Мише с трудом удалось успокоить всех троих. Он клятвенно пообещал Свете, что завтра же займет у родителей, отдаст долги и навсегда завяжет с автоматами.

      – Нет уж, – всхлипывая, сказала Светлана. – Еще и у родителей занимать? Возьми мои сбережения. Но если я еще раз узнаю, что ты играешь, заберу пацанов и уйду от тебя. Навсегда уйду, понял?!

      Так Светина мечта о собственном бизнесе отодвинулась на неопределенный срок. Что же касается Миши, то нельзя сказать, сдержал бы он свое обещание. Вышел правительственный указ о запрете игровых автоматов, и увлечение Михаила закончилось само собой.

      Еще пару месяцев Света поработала в такси, а затем уговорила мужа взять кредит на покупку «газели». «Начну с этого, – решила она, – а там, может быть, удастся заработать на собственную фирму».

      «Сколько же моих мечтаний ушло в никуда, – думала Света, паркуя „газель“ недалеко от своего подъезда. – Мечтала быть учительницей, потом хотела открыть свою фирму. И построить коттедж, и поездить по дальним странам, и выучить английский… Ничего, ничего! Как будто судьба нарочно лупит меня по рукам, как только я протяну их чуть дальше положенного…»

      Глава 7. Детство стасика

      Детство Стасика прошло в слезах его бабушки. Сколько он себя помнил, бабушка всегда плакала. Горько завывала, когда его папа не являлся домой с работы. Самого Стасика это нисколько не расстраивало, наоборот. Ему было уже пять лет, и он отлично знал, в каком виде тот возвращается после трудового дня.

      Отец шумно вламывался в дверь, горланя песни, которые бабушка называла похабными. Швырял куртку на пол и тотчас начинал поучать домочадцев: как надо готовить борщ, убирать квартиру, как полагается ждать мужа. Все молчали, потому что знали: скажешь хоть слово – и разразится дикий скандал с воплями, швырянием стульев и битьем посуды. Впрочем, и молчать было опасно. Устав разговаривать сам с собой, отец подходил к матери и хватал ее за плечо.

      – Что молчишь? Выражаешь это… как его… презрение? Ах, как же, мы слишком важные персоны, чтобы разговаривать с пьяным! Да, я пьяный! Имею право! Я – трудящийся человек!

      Мать жмурилась от страха, потому что он в любой момент мог ударить. Бабушка цеплялась за отца, причитая со слезами:

      – Оставь ее, сынок! Приляг, отдохни! Успокойся!

      – Не мешай, мать, – отталкивая ее, отвечал