Смерть Артура. Томас Мэлори

жизнь свою опасности, как и надлежит брату.

      VII

      Как карлик укорял Балина за смерть Лансеора, и как их тела нашел король Марк Корнуэльский и соорудил над ними гробницу

      – А теперь в путь! – воскликнул Балин. – В добрый час была наша встреча.

      Но пока вели они беседу, прискакал из города Камелота карлик, сидя верхом на коне, как умел, и увидел он два мертвых тела; и стал он стенать и плакать и от горя рвать волосы на голове, а потом спросил:

      – Который из двух рыцарей свершил это?

      – А ты почему спрашиваешь? – сказал Балан.

      – Потому что хочу знать, – ответил карлик.

      – Это я, – сказал Балин, – зарубил рыцаря, защищая мою жизнь; ибо он преследовал меня и нагнал, и либо мне было его убить, либо ему меня. А девица закололась сама из-за своей любви, и я о том сожалею. В память о ней буду я до конца дней моей жизни служить и помогать всем женщинам на свете.

      – Увы! – сказал карлик, – ты причинил великое зло самому себе. Ибо рыцарь этот, что лежит здесь мертвый, был муж доблестнейший в свете. И знай, Балин, родичи этого рыцаря будут преследовать тебя по всей земле, покуда не убьют тебя[41].

      – Ну это, – сказал Балин, – меня не очень страшит; но на сердце у меня тяжело оттого, что, быть может, я навлек на себя еще большую немилость господина моего короля Артура, убив этого рыцаря.

      Пока так они друг с другом говорили, подъехал туда король Корнуэлла, который звался король Марк. Увидел он обоих убитых, узнал, что убиты они этими двумя рыцарями, как было рассказано выше, и оплакал горько великую и верную любовь, что была между ними.

      И сказал он так:

      – Не покину этого места, покуда не поставлю здесь над ними гробницу.

      Разбил он там свои шатры и обшарил всю ту местность в поисках подходящего для них надгробья. И вот в одной церкви сыскали каменную плиту, красиво и богато отделанную[42]. Король повелел зарыть оба тела в землю, а сверху установили плиту и на ней начертали их имена: «Здесь покоится Лансеор, сын короля Ирландии, павший по своей вине от руки Балина, и леди Коломба, его возлюбленная, которая закололась его мечом от горя и тоски».

      VIII

      Как Мерлин предрек, что два лучших рыцаря в мире будут биться здесь в поединке, и это – сэр Ланселот озерный и сэр Тристрам

      Но покуда делали все это, пришел к королю Марку Мерлин и увидел, что там происходит.

      – На этом самом месте, – сказал Мерлин, – быть величайшему поединку между двумя рыцарями, какой когда-либо был или будет между двумя рыцарями, двумя верными любовниками; и ни тот, ни другой не поразит противника насмерть.

      И начертал Мерлин на гробнице золотыми буквами имена тех, кому предстояло сразиться на этом самом месте; имена же те были: Ланселот Озерный и Тристрам.

      – Странный ты человек, – сказал король Марк Мерлину, – ты, говорящий столь странные вещи. Ты груб и неотесан – тебе не подобает вести речи о таких делах. Как твое имя? – спросил

41

…ты причинил великое зло… И знай, Балин… покуда не убьют тебя (…thou hast done a grete damage… tylle they have slayne you). – Употребление личного местоимения 2 лица в прямой речи у Мэлори отнюдь не всегда дифференцировано по числам. И хотя определенные тенденции несомненно обозначены – местоимение единственного числа фигурирует, например, в обращении к «виллану» или в пассажах большой эмоциональной насыщенности, как положительной, так и отрицательной, но никогда в любовных сценах, – тем не менее весьма часты случаи чисто грамматического смешения форм: you, ye, thou, the, – благодаря которому и должны будут впоследствии отмереть избыточные варианты. Это явление грамматической синонимии и учтено в переводе. В то же время стилистический прием чередования форм единственного и множественного числа воспроизводится там, где это уместно по-русски.

42

И вот в одной церкви сыскали плиту, красиво и богато отделанную. – Характерная деталь средневекового обихода, когда на строительство новых сооружений разбирались камни древних построек, статуи языческих богов персонифицировали христианских святых и даже для надгробий использовались могильные камни, вытесанные за века до того. Любопытно, что могильная плита самого Мэлори тоже пошла на продажу после реформации в 1545 г.