Оружие и правила дуэлей. Джозеф Гамильтон

за то, что преступили закон. В этой отчаянной лотерее опасности подвергается репутация человека, здоровье или жизнь. Без сомнения, в тех ста семидесяти двух дуэлях, о которых шла речь, немало прекрасных молодых людей из-за какой-то порочной женщины или пьяной ссоры расстались с жизнью, разрушили счастье своих семей.

      Пусть даже законы и обычаи открыты для корректировки, не стоит постоянно исправлять их каждый раз, когда приходится иметь дело с грубостью или оскорбительным поведением какого-либо лица, – это то же самое, что, пачкая руки, бросаться грязью в каких-то дурно воспитанных мальчишек, которые отвечают тебе тем же самым, или прерывать прогулку на хорошем коне, чтобы наказать дворняжку, которая гавкает на тебя.

      Если бы даже я считал, что общество состоит из дураков и сумасшедших или полно грубых и невоспитанных личностей, я должен был бы снисходительно отнестись к ним и не давать воли своему темпераменту. «Лучшая месть, – говорит Марк Аврелий Антоний, – это не быть таким, как они». Возражения, оскорбительные слова, грубые обращения, которые в основном и служат причиной вызова, бывают или заслуженными, или нет. Если они заслужены, я должен обижаться на самого себя, допустившего глупость; я должен признать ошибку и постараться изменить свое поведение, потому что признание своей оплошности и готовность загладить нанесенную обиду никого не может унизить, а стремление лишить жизни того, кого я уже оскорбил, – это предельное варварство[19].

      Поскольку такое положение возникает из-за ошибочного понимания ложной и подлинной чести, имеет смысл разобраться, где берет начало настоящая честь.

      Она проистекает из благочестивых и патриотических действий, в ней сказывается мудрость и мужество тех граждан, чье поведение находит отражение в законах, морали и религии их страны. Цицерон говорит: «Это общее одобрение порядочных людей и беспристрастное свидетельство тех, кто умеет правильно понимать, что такое подлинная добродетель». Платон: «Честь – это поиск и следование тому, что считается наилучшим, и умение претворять самые плохие вещи в самые лучшие».

      Римляне возвели храм чести в пределах храма добродетели, давая понять, что никто не может войти в первый, если предварительно не войдет в последний.

      Интриги или случайность могут лишить хорошего человека полагающегося ему воздаяния в этом мире, но после кончины от него останется привлекательный аромат его памяти, и, когда интриган исчезнет с лица земли или случайность получит исчерпывающее объяснение, будущие поколения воздадут дань уважения его имени.

      Подлинная честь остается неизменной во все времена и не зависит от переменчивой моды или людского мнения.

      Дуэль несовместима с подлинной честью, поскольку противоречит мнениям мудрой и достойной части человечества, а также законам и религии всех христианских государств.

      Если человеку довелось оказаться среди головорезов (бандитов и тому подобных мерзавцев), он должен быть готов, что столкнется с их презрением за отказ драться с соратником,

19

В собранных нами случаях можно найти сотни примеров, когда грубиян, оскорбивший или оклеветавший кого-то, убивает того, кого он задел своими словами или действиями. Тем не менее у нас есть описания более благородных историй; сейчас мы можем привести анекдот, полученный от Питера Пиндара: «Доктор Уолкот, несмотря на свойственную ему сатиричность характера, никогда не оказывался в затруднительном положении, которое серьезно обеспокоило бы его, если не считать случая с покойным генералом Маккормиком. «Мы вместе провели утро до полудня, – рассказывал доктор Уолкот, – когда какие-то сказанные мною необдуманные слова вызвали возмущение генерала. Он возразил. Я не пожалел ехидства, отвечая ему. Он ушел и на следующее утро прислал мне вызов. Время встречи было назначено на шесть часов, а местом поединка был выбран Грин, у Труро, где в это время пустынно. Без секундантов. Надо сказать, что окно моей комнаты выходило на Грин. Едва только встав с постели и одевшись, я отодвинул шторы и увидел генерала, который уже за полчаса до назначенного времени прогуливался по берегу реки. Солнце встало в облаках, утро было очень холодным, а зрелище генеральского пистолета и его заблаговременное появление на месте встречи конечно же имели целью подействовать мне на нервы. Пока я одевался, мне пришло в голову, что намерение двух старых друзей лишить друг друга жизни – это величайшая глупость. Решение было принято незамедлительно. Я позвал служанку: «Молли, тут же разожгите огонь в камине, сделайте несколько отменных тостов – и чтобы завтрак был готов через минуту-другую». – «Да, сэр». По моим часам до назначенного времени оставалось порядка минуты. С пистолетом в руках я вышел через заднюю дверь своего дома, которая выходила на лужайку. Я пересек ее подобно льву и подошел к Маккормику. Он сурово посмотрел на меня, но не произнес ни слова. «Доброго вам утра, генерал». Генерал поклонился. «Слишком холодное утро для дуэли». – «Есть только один выход», – отчужденно произнес генерал. «Предполагаю, тот, который вы, солдаты, называете извинением! Мой дорогой друг, я готов двадцать раз принести его за свое вчерашнее неправильное поведение – но сделаю это с одним условием». – «Я не могу говорить об условиях, сэр», – сказал генерал. «Тем не менее я прошу вас принять его. Вы зайдете ко мне и вместе со мной отдадите должное хорошему завтраку, который уже стоит на столе. Я от всей души сожалею, если вчера оскорбил ваши чувства, поскольку не имел намерения этого делать». Мы обменялись рукопожатиями, как старые друзья, и вскоре за чаем с тостами забыли наши разногласия; тем не менее я не люблю вспоминать эти пистолеты и то холодное утро. Я убежден, что много дуэлей могли бы кончиться столь же благополучно, будь у его участников такая же, как у меня, возможность увидеть из окна место дуэли в такое же холодное утро!»