Чаша тьмы. Сергей Раткевич

знаю, – вздохнул Эруэлл, – наверное. Просто у меня никогда никакой жены не было. А теперь есть, и…

      – И тебе страшно потерять ее, – сказал Линард.

      Эруэлл кивнул.

      – И ты прикрываешь ее в самых пустяковых стычках, бережешь не то что от меча или стрелы, от малейшего ветерка и дождика бережешь, словно она сахарная или бумажная, – сказал Линард.

      Эруэлл вновь кивнул и вздохнул.

      – Но она не сахарная и не бумажная, – продолжил Линард, – она воин и вождь своего народа. Ее люди составили большую часть нашей армии. Она не должна превращаться в комнатное растение, теряя авторитет в глазах своей дружины.

      – Сначала ей вроде бы даже нравилось, что я ее опекаю, – проговорил Эруэлл, – а потом…

      – Нравилось, пока ей казалось, что она может прекратить это по своей воле, – заметил Линард, – а ты проявил черствость, был неуступчив…

      Эруэлл покачал головой и махнул рукой.

      – Это нелегко. – кивнул Линард. – Ты можешь мне не поверить, ко я еще помню… помню, как нелегко то, что сейчас с тобой происходит. – Линард помолчал, глядя на приближающуюся армию Арвалирена и добавил: – В древнем каноне «О судьбе», забытом теперь уже каноне, было сказано, что люди делятся на тех, кто волен прожить свою жизнь так, как подскажет им сердце, и на тех, кто избран судьбой. Вы оба – и ты, и она – избраны, предназначены для великих свершений. И как бы тебе ни хотелось спрятать ее в уютный маленький мир у себя за пазухой, запереть в спальне, в замке за высокими стенами, как бы тебе ни хотелось – ты не можешь этого. Не имеешь права на это. Страшный грех – помешать чужому предназначению, а помешать предназначению любимого тобой человека – грех, страшный вдвойне. Ведь именно перед любимыми мы наиболее беззащитны. Их слова кажутся нам самыми справедливыми, их желания принимаются, как свои собственные, а их мнения ранят больнее всего. Извинись перед женой, Твое Величество, а то ведь по морде дам!

      – Извинюсь, – улыбнулся Эруэлл. – Не надо по морде. Рука у тебя уж больно тяжелая.

      Он глубоко вздохнул, и лицо его просветлело.

      Развеселая песня воинов Арвалирена звучала все громче.

      – Боги, что я вижу! – вдруг простонал Линард.

      – Что такое? – всполошился Эруэлл.

      – У этого… этого… – От ярости Линард не находил слов. – У него там дети, у этого гада!

      – Дети… – похолодев, выдохнул Эруэлл. – Какие еще дети?..

      – Откуда я знаю какие?! Я его сначала убью, а потом узнавать стану!! – шипел Линард, глядя на торжественно приближающееся войско Арвалирена.

      Герцог Седой подошел так бесшумно, что его можно было принять за разведчика. Если бы не топающий следом гном, Эруэлл мог бы его и не услышать.

      «Или Герцог молодец, или я старею, – мелькнуло в голове у Эруэлла. – Будем считать, что первое, а то обидно».

      – Я уже послал людей на фланги и в обход, – вместо приветствия промолвил Герцог Седой.

      – Отлично! – кивнул Линард.

      – Пока мы с вами будем вежливо раскланиваться перед Арвалиреном, а мой коллега герцог Тарнай бить морду своему