Чаша тьмы. Сергей Раткевич

расстелился в поклоне.

      «И как это он в коврик не превратился?» – подивился Курт.

      Вновь случайно поймав взгляд хозяина гостиницы, Курт вздрогнул. В его глазах он увидел памятник самому себе – из чистого золота, величиной с денгерскую пожарную колокольню и на пьедестале из драгоценных камней.

      – Свободен! – вздохнула несчастная жертва последовательного фанатизма, и хозяин гостиницы с поклоном выкатился за дверь.

      – Мур, я спать хочу, – жалобно промолвил Курт.

      – Так спи, кто тебе мешает? – отозвался посох.

      – Ну я же не знаю, что ты еще на сегодня для меня запланировал, – вздохнул Курт.

      – Да в общем-то ничего особенного! – хихикнул Мур. – Разве что пару раз мир спасти – так ведь это мелочи!

      – Всего-то? Вот хорошо! – зевая, обрадовался Курт. – А ты не знаешь, до завтра мир не потерпит?

      – Я только что у него справлялся, – важно проговорил посох, – и у меня есть самая свежая информация на эту тему: он потерпит.

      – Как это мило с его стороны… – скидывая одежду и забираясь под одеяло, пробормотал Курт.

      На месте великой битвы с гнусным колдуном Курта не оказалось. Зикер и Орден Беглых Магов опоздали. Была уже ночь, и вечные звезды смотрели с небес на землю.

      Зикер вздохнул и вытряхнул из кармана свою Башню. Жильцов в ней теперь существенно прибавилось, но на то она и колдовская, чтоб всем хватило места.

      – Спать. – приказал Зикер, и Великие Магистры торопливо разошлись по своим комнатам.

      Тенгере спал и видел страшный сон. Ему снилось, что он – Эстен Джальн и что он рисует Архимага. Точней – не он сам рисует, но что-то чудовищное, ухватив его огромными пальцами, водит им, как кисточкой, по полотну времени, кровью пространства выводя на нем огненные письмена.

      Это было ужасно. Это было омерзительно. Он вырывался и кричал, кричал и вырывался, но невидимые пальцы держали крепко, немыслимо крепко держали… не вырвешься… не выскользнешь… не пустят…

      Тенгере знал, что нарисованный Архимаг его съест, но вырваться все равно не смог. Сил не хватило. Сил…

      Вот Архимаг нарисовался, нарисовался и проглотил его. Проглотил, а потом стал есть землю, жадно заглатывая ее огромными кусками. И это казалось так страшно, что собственная смерть уже не имела значения.

      Он проснулся с криком.

      Зикер спал и видел страшный сон. Будто бы он стал наблюдать линии реальности – и не увидел ни одной. Огромное темное пятно наползло на них, наползло и спрятало. И никакие заклятия не помогали рассеять неведомый мрак. Зикеру снилось, что он наклонился над шаром и пытается просунуть в него руки, чтобы разгрести эту муть. Она оказалась склизкой и холодной. Очень склизкой и очень холодной. Она не поддавалась, выскальзывала из пальцев. Зикер наклонился ниже, напрягся в попытке ухватить непокорную субстанцию, и тогда линии реальности лопнули перетянутыми струнами, взметнулись белыми хлыстами ярости и впились в глаза.

      Зикер закричал от боли и ужаса, попытался откинуться назад, но чудовищные нити уже прокололи