Сенатор. Александр Альберт

не спал в ту ночь. В доме была только его мать. Бабушка ещё вечером ушла в Приют, где в немецком лазарете лежал раненный в колено предыдущим днём младший дядя – Валя. Он слышит стук в окно находящейся рядом, за дощатой перегородкой, комнаты, бежит к нему, протаивает своим дыханием в заиндевевшем стекле кружок, через него видит лицо бабушки и кричит: «Бабушка! Бабушка! А нашего дедушку убило!»

      Дедушка Афоня был убит разорвавшейся в горнице миной; маленький осколок пробил доску и прошил его тело со спины. Память об этом времени цепко держится в его существе – не удалить!

      В сенях послышались детские голоса. Летов встал, смахнул набежавшие слёзы.

      Входная дверь открылась, в дом разом пытались ворваться оба мальчика: его семилетний Андрей и пятилетний братан Саша.

      – Я первый! Я здесь живу! – пыхтел крепкий, копия отца, Саша. Но и худенький Андрей не сдавался; оба упали, зацепившись за порог.

      Летов подошёл, поднял за руки обоих, готовых всплакнуть.

      – И что вы, братья, не поделили? Невесту, что ли?

      Осмысливая неожиданный вопрос, дети передумали плакать.

      Андрей, собираясь уточнить, посмотрел на Летова. И вдруг, с испугом заметив покрасневшие глаза отца:

      – Ты что, папа, плакал?

      – Нет, сынок, это дым в глаза попал. – И уже обоим: – Идите обедать, женихи, вас там заждались! – И подтолкнул их в горницу.

      Он вышел во двор, скоро к нему, освободив место у стола новым едокам, присоединился дядя Миша.

      – Ты что, Сань, курить начал?

      – Начал, дядь Миш, на службе. Как говорят военные: сдался после долгого сопротивления.

      Дядя вытащил из кармана мятую пачку «Примы», вынул сигарету, похлопал по карманам:

      – Дай прикурить, Саня! Спички оставил где-то.

      Курили в молчании.

      Саня, разбудив память, сравнивал: что было и что стало.

      Было: просторные, высокие сени, сложенные, как и дом, из толстого выдержанного дерева, такой же скотный двор, с большим высоким навесом, под которым складировали сено и солому, высокое крыльцо со ступеньками и большим пространством под ним, где детвора пряталась, играя в салки.

      Это был дом крепкого мужика, получившего при Столыпине надел и освоившего его на пользу себе и государству. При доме был ухоженный сад из двух десятков деревьев, малинник, рядом, под небольшим уклоном, – низинка с луговой травой и речка с глубокой, «с ручками», купальней.

      Напротив, через речку, был дом бывшего помещика Ардальонова, предки которого одними из первых дали «вольную» своим крестьянам. И дом бывшего крепостного Брянцева соперничал, а во многом и выигрывал у дома помещика.

      С приходом большевиков и организацией колхозов надел забрали вместе со скотом, дом и сарай заставили разобрать и перенести всё в село, выделив для этого новый надел, примерно двадцатую часть от имевшегося. Сад негласно остался за Брянцевыми, и Саня с мамой, тётей Зиной, дядьками ходил в него за яблоками. Он участвовал и в попытках пересадить часть деревьев на новое место, большинство из которых