Иллюзия игры. Елена Михалкова

так тебе не ко мне надо было идти, а в милицию! На твоего дядю Вову дело заведут!

      – Какая милиция, Лель? Какое дело? – устало спросила Ирка и села прямо на пол. – Кто мне поверит? Мне даже мать слова не дает сказать, говорит, я лгунья, все выдумываю…

      – Ну надо хотя бы попытаться! Вставай, Ир! Поднимайся, тебе говорят! Я с тобой пойду, подтвержу все, что ты скажешь.

      Энтузиазм в Лелькином голосе и ее готовность немедленно отравиться в отделение показались Ирке странными.

      – Лель… – заподозрив истину, неуверенно спросила она. – Ты чего, не разрешишь мне у тебя остаться?

      – Понимаешь, какое дело… – замялась Гаврилова. – Родители не разрешат. Ты ж у нас, типа, из неблагополучных, а маман моя от этого на дыбы становится.

      Ира медленно поднялась, не сводя глаз с подруги.

      – Лебеда, да ты наверняка приукрашиваешь! – преувеличенно бодро сказала Лелька. – Ну, выпил человек, с кем не бывает. Я ведь вижу, на тебе ни синяков, ни царапин. Если бы он тебя в самом деле избил, я бы тебя оставила, честное слово!

      – Значит, с синяками и царапинами я могу к тебе прийти, правильно? – тихо, но жестко спросила Ирка, и по заметавшемуся взгляду Гавриловой поняла ответ. – Ясно. Ладно, пойду попрошу дядю Вову, чтобы он меня как следует избил. А потом сразу к тебе. Жди!

      Выйдя из подъезда, она отряхнула испачканный подол, сделала несколько шагов в сторону дома, но бессильно опустилась на ступеньки. «Лучше здесь ночевать буду, только не туда». Она вспомнила, как потные руки шарили по ее телу, и ее передернуло.

      Идти Ирке было некуда. Она мысленно перебрала одноклассников, но поняла, что везде ее ждет тот же прием, что и у Гавриловой. В лучшем случае чьи-нибудь сердобольные родители приютят ее на пару ночей. И все.

      – И все, – вслух проговорила Ирка.

      Получилось тоненько и жалко, как писк подзаборного котенка, и она рассердилась на себя: «Не сметь ныть!» Но ныть хотелось, и хотелось забиться тем самым подзаборным котенком в подвал, выставить оттуда ободранную мордочку, пищать: «Возьмите… Пожалейте…»

      Улица заполнилась людьми. Ирка долго сидела на ступеньках перед Лелькиным подъездом в каком-то странном состоянии между сном и явью, не замечая удивленных взглядов, а когда пришла в себя, уже сгустились сумерки. Она встала, потопталась и побрела к единственному оставшемуся в районе телефону-автомату.

      Карточки не было, но ее выручил какой-то прохожий. Ирка набрала домашний и с колотящимся сердцем выслушала долгие гудки в трубке. Наконец ответила мать – привычным для нее резким голосом:

      – Алло!

      – Мам, это я, Ира…

      Наступила пауза, а затем мать разразилась руганью. Постояв с трубкой, изрыгающей поток диких, несусветных обвинений, девочка аккуратно положила ее на аппарат и пошла прочь.

      Мысль о том, что ей все-таки есть к кому обратиться, пришла неожиданно: когда Ирка уже решила, что пойдет в милицию. И тут вспомнила про «дядю Мишу».

      Мать упоминала о нем всего пару раз с тех пор, как они переехали и она вышла