Французская жена. Анна Берсенева

стало так с недавних пор.

      Нинка сбегала в третий подъезд, взяла у консьержки запасные ключи от квартиры. Она часто теряла ключи; консьержка к этому привыкла.

      Дома никого не было. Нинка вздохнула с облегчением. Вообще-то и не должно было никого здесь быть, но мало ли – вдруг мама заехала за чем-нибудь со своим новоиспеченным супругом или отец вспомнил, что его Анжелике еще в те времена, когда она была его тайной любовницей, нравились какие-нибудь домашние бокалы, и вот теперь решил изъять их из развалившегося семейного обихода… Чудные виражи выделывает жизнь.

      Феликс прошел вслед за Нинкой в ее комнату.

      – Ты что, конвоировать меня будешь? – возмутилась Нинка. – Мне, между прочим, переодеться надо. В свадебное платье и фату, – съязвила она.

      Он не обратил на ее язвительность ни малейшего внимания. Какая-то вещь в себе, а не человек.

      – Меня можешь не стесняться, – сказал он.

      – Ты гей?

      – Я тебя уже видел голую.

      Нинка покраснела – она подумала было, что от возмущения, но тут же поняла, что просто от смущения.

      – Отвернись, – буркнула она, открывая шкаф.

      Переоделась она за дверцей.

      – Может, хоть чаю выпьем? – проговорила Нинка, выходя из-за шкафа.

      Она сама расслышала, что ее голос прозвучал жалобно.

      Но отсрочки ей добиться не удалось.

      – Мы уже пили, – сказал Феликс. – Бери паспорт, поехали.

      Вздохнув, Нинка взяла паспорт – как назло, он валялся на ее письменном столе, на самом видном месте – и побрела в прихожую. Феликс сделал полшага в сторону и пропустил ее перед собою в дверь.

      «Поручик Голицын! – сердито подумала Нинка. – Нет, ну что это со мной, а?»

      Она не помнила в своей жизни ни единой ситуации, в которой подчинялась бы чужой, а не собственной воле. С самого детства не помнила! Даже когда влюблялась, как ей казалось, до безумия – в Кирилла, потом в Вольфа, – это затрагивало только ее эмоции, но не волю. И надо же такому быть, чтобы теперь, когда на влюбленность даже намека нет, она вдруг впала в такое странное, ничем не объяснимое состояние покорности судьбе. Да и какой там судьбе – незнакомому типу, вообще непонятно кому!

      – Как твоя фамилия? – спросил Феликс, когда они вышли во двор.

      – Демушкина, – вздохнула Нинка.

      – Моя – Ларионов. До загса не забудь. Ты здесь прописана? – Нинка кивнула. – Тогда едем в Грибоедовский.

      – Там очередь, – заикнулась было Нинка. – Я у одноклассника на свадьбе была – он говорил, три месяца пришлось ждать, пока распишут.

      – Без Мендельсона быстрее.

      Через час Нинка убедилась, что он прав. Они отстояли довольно длинную очередь на подачу заявлений, но, узнав, что торжественной регистрации не требуется, принявшая заявление дама велела им приходить прямо завтра с утра.

      – А прямо сегодня нельзя? – спросил Феликс.

      – Мы заявления принимаем и расписываем в разные дни, – объяснила дама и добавила с улыбкой: – Проверьте свои чувства хотя бы до завтра. Вам и так повезло: сейчас желающих мало,