Не бойся, я рядом. Иосиф Гольман

не повысил:

      – У меня нет детей.

      – А родители?

      – У меня нет родителей.

      – Но кто-то же, черт возьми, у вас есть? – Она уже почти кричала. – Вы же не один на свете? Кому-то ведь вы по сердцу этим выстрелом ударите?

      Мужчина на мгновение задумался.

      – Да. Наверное, некоторым будет неприятно. Но сердце точно никому не разобью.

      – А про меня что скажете?

      – А что про вас? – Он даже удивился. – Вы – случайный свидетель. Психов не видели? Вас в дурдом на практике не водили?

      – Водили! Ну пожалуйста, не делайте этого! Я брошусь на вас!

      – Пожалуйста, не делайте этого! – Он машинально повторил ее слова. – Мне придется причинить вам боль и вытолкать из помещения.

      – Хорошо, но давайте хотя бы поговорим. – У нее начал дрожать голос. – Нельзя же так!

      – Не о чем нам говорить, – устало сказал он. – Все сказано. Пожалуйста, уйдите, я прошу вас.

      Он вдруг почувствовал, что не хочет делать неприятное этой усталой, не слишком красивой, но, видно, неплохой женщине.

      – Пожалуйста, выйдите, – еще раз повторил он. – Это мое дело, мое решение. Оно вас не касается.

      – Но это невозможно, – сказала она. – Так нельзя.

      По ее лицу он понял, что она решилась на действие.

      Что ж, он тоже решился.

      Он быстро поднял карабин, развернул коротким стволом к себе, приставил ко лбу и нажал на спуск.

      Женщина не успела.

      Она схватилась за цевье, когда щелчок, оглушительный в тишине пустого здания, уже прозвучал.

      Она охнула.

      Его лицо тоже исказилось гримасой. Руки безвольно опустились.

      И всё.

      «Сайга» оказалась у докторши, она держала карабин поодаль, на вытянутых руках, явно боясь оружия.

      Как его разрядить, она тоже не знала.

      – Говорил же продавец, дерьмо эти картонные гильзы, – тихо сказал мужчина. – Нужно было брать металлические.

      – Я вам его не отдам, – прижимая ружье к себе, сказала женщина.

      – Не волнуйтесь. Я не буду повторять, – сказал он. – Духу не хватит. Весь вышел.

      – И слава богу. Понимаете, нет таких причин, чтобы здоровый человек сам себя убивал. Нельзя так.

      Она отложила ружье в сторону, взяла враз обессилевшего Олега Сергеевича под руку и повела его в первую комнату, к кушетке.

      – А если нет причин, чтобы жить? Тогда как? – спросил он, бессильно опустившись на кушетку. Из его глаз текли редкие слезы, он смахивал их ладонью, потом – салфеткой, которую подала ему Татьяна Ивановна.

      – Не думайте сейчас об этом, вам надо просто полежать.

      – Как не думать? Представляете, каково не знать, зачем живешь?

      – Но я тоже не знаю, зачем живу. – Врача переполнила жалость к этому измученному человеку. Она погладила его по волосам.

      – А что такое тоска смертная, вы знаете?

      – Я знаю другое. Не вы себя родили, не вам и убивать, – сказала она и обняла Олега за плечи. – Завтра, быть может, вы на все посмотрите