Невидимый город. Елена Первушина

ты вне закона.

      – Так Луни же – выкупные маркграфы. Они свою землю у короля откупили в полное владенье за то, что границу держат. Теперь они в своей марке и судьи, и законники, и казначеи. А шеламцу за услуги немало платят. Особенно когда война.

      – Меня с собой возьмешь?

      Десси задумалась.

      – Возьму. Если Рыжей звать не будешь. Я не корова и не кошка.

      – Идет. Только ты меня тоже Дудочником не зови. Зачем народ пугать?

      – И как же вас, Ваше Свистейшество, величать?

      – Ну хоть Карлом.

      – Карлом?

      – Это с той земли имя. Ну, откуда я ребят привел. Значит что-то вроде: «Эй, парень!»

      – Ладно, договорились.

* * *

      И снова Шелам их обхитрил.

      В полдень вся троица лежала в зарослях папоротника на поросшем молодыми соснами холме и шагах в двадцати от дороги на Купель. А по дороге важно пылили войска чужан. Плыли на плечах пехотинцев страшные, длиной в четыре локтя, копья – те, что здорово умели копаться в лошадиных животах. Разрезали воздух узкие боевые косы – любительницы конских и человеческих поджилок. Тряслись по обочинам дороги конные лучники. В арьергарде степенно покачивались прекрасные и благородные братья кос – боевые топоры. Десс казалось, что она видит багровое свечение от тайных знаков, нанесенных на лезвия. Таких топоров в чужанских горах набралось бы, наверное, не больше двух-трех сотен. Звались они чудно – Дети Ласточки; верно, оттого, что лезвия напоминали птичьи крылья. Детьми Ласточки чужане называли и хозяев топоров, не делая большого различия между оружием и человеком. Здесь, на дороге, оказались всего двое Сыновей Ласточки – судя по яркому тиснению на куртках, из мелких родов. Но не прославленные лезвия были главным сокровищем отряда. Меж рядов конных и пеших воинов катились три длинных открытых повозки, на которых возлежали стволы огромных сосен.

      Запахи смолы, заношенной кожи, конского и человеческого пота ударили в ноздри троим путникам, и Десси не понадобилось даже закрывать глаза, чтоб увидеть осажденную Купель: стайки горящих стрел в воздухе, жалобно поскрипывающие суставами старушки баллисты на городских стенах (их после почти десятилетнего заключения в подвалах вытащили погреться на солнышке), веселые, шумные, будто плясуны на ярмарке, войска чужан и вырастающие в стороне от города скелеты осадных башен. Чужане хотят ломать стены. Им нужно дерево и кожи. Эти дни станут черными для всех не поспевших спрятаться в городе буренок и бяшек. А Радку некуда девать. Опоздали, опоздали, опоздали.

      Они отползли обратно в лес. Десси приготовилась к новым рыданьям сестрицы и шпилькам Дудочника, но почему-то пронесло. Радка только спросила, глядя куда-то мимо:

      – Ну и что теперь, в Гнездо твое это пойдем?

      – Угу, – ответила Десси. – Потопали.

      А про себя подумала: «Коли такие дела пошли, что же нас в Гнезде-то ждет?»

      Всю дорогу гадала, но, разумеется, не догадалась.

      Хоть и навидалась за последние дни всего, но такое даже на ум прийти не могло.

      И когда вечером они выбрались на берег речки Павы и увидели вдали громаду замка,