У ангелов нелетная погода. Татьяна Батенёва

встать, но дверь вдруг чуть-чуть приоткрылась. Аня снова укрылась одеялом – вдруг сейчас разорутся, что вставать нельзя?

      Но в палату просунулась детская физиономия в медицинской маске. На голове у ребенка была красная бейсболка козырьком назад, а между ней и маской – хитро прищуренные глаза. Ребенок уставился на Аню, но не двигался.

      – Чего ты, заходи! – Аня сделала приглашающий жест. – Не бойся!

      В щель протиснулся мальчик в желтой майке и больших, не по росту, джинсовых шортах, в руках он держал футбольный мяч. Лет пять или шесть, подумала Аня, она всегда с трудом определяла детский возраст.

      – Ты кто? – Аня преувеличенно нахмурила брови, но не выдержала и улыбнулась, так откровенно пацанчик пялился на нее.

      – Я – Сеня, – качнул он головой на тонкой шее. – А ты кто?

      – А я – Аня.

      – Ты болеешь? – Из-за маски речь мальчика была не очень разборчивой.

      – Да нет, это так, временно. – Аня махнула рукой.

      – А я болею! – гордо сказал Сеня. – Мне будут операцию делать.

      Он сильно картавил: получилось не «операцию», а «опегацию».

      – А ты чего в маске-то? – поинтересовалась Аня.

      Он подошел поближе, снял маску, она повисла на одном ухе. Теперь было видно, какое бледное, мучнистое лицо у малыша, а под бейсболкой голова обрита налысо.

      – А, чтобы мик’обы не п’ивязались, – тоном опытного пациента объяснил Сеня. – Они же тут к’угом, только и ждут, а мне болеть соплями нельзя, мама сказала. А то опегацию не сделают.

      – А-а, – кивнула Аня. – А ты вообще-то из России?

      – Не-е, я тут живу, – помотал головой Сеня. – А папа сказал, что после опегации он мне газгешит на яхте гулить. У тебя есть яхта?

      – Не-ет, – усмехнулась Аня. – Яхты нету. У меня велик есть и ролики.

      – Ну, у меня тоже велик есть, и голики, и квад’оцикл. – Сеня пренебрежительно махнул рукой. – Только мне тепегь нельзя кататься. А то если упаду, будет инфекция, а мне нельзя, мама сказала.

      – А как же футбол? – Аня показала глазами на мяч. – Тоже ведь можно упасть.

      – А, я не иг’аю, это так, от стенки только отскакивает, а на улице нельзя. – Сеня пригорюнился, снова надел на оттопыренное ухо резиночку маски.

      – Ну, ты не грусти, – сказала Аня сочувственно. – Вот операцию сделают, и все будет нормально, будешь и в футбол играть, и на квадроцикле ездить, да?

      – А хочешь, я попгошу папу, и он газ’ешит тебе на яхте со мной покататься? – Даже сквозь маску было видно, что Сеня улыбнулся. – Я буду гулевой, папа капитан, а ты будешь юнга, хочешь?

      – Конечно хочу! – Аня улыбнулась в ответ. – Ты только давай поправляйся, и обязательно покатаемся.

      – Ну ладно, я пошел, а то Жулька будет вопить, что я не в койке.

      – Жулька? Это собака твоя, что ли?

      – Собака! – Сеня захихикал, держась за живот. – Ну ты смешная! Это Жюли, моя няня, папа ее Жулькой называет.

      – А-а, – озадачилась Аня. – Как-то некрасиво, она же не собака?

      – Не, она вообще-то добгая, только глупая ужасно, папа говогит. –