Алфавит грешника. Часть 2. Было Не было Могло. Владимир Лузгин

poem>

      Ай да, ветер, злодей,

      Как выводит последнюю ноту!

      Голосистым мальчишкой, лейтенантом старшим,

      Под огнём пулемёта поднимающий роту,

      Заставляя солдат, встать на бруствер за ним.

      Так и мне бы рискнуть на рывок из неволи,

      Если только возможно позабыть на бегу,

      Что года разменяв на беспутство застолий,

      Ничего изменить я уже не могу.

      По рассудку – расплата, по норову – кары,

      Это было и будет, это было и есть:

      Срок, баланда, прогулка и обжитые нары,

      Воровские законы и тюремная честь.

      «Алкаю, жажду, вожделею…»

      Алкаю, жажду, вожделею,

      Ищу не сказанное слово,

      Что вкупе с сущностью моею

      Стать будущим моим готово,

      Где, доверяясь жизни циклам,

      Из тьмы инстинктов, грёз и яви

      Моя вселенная возникла

      Во исполненье неких правил,

      Которым должен подчиняться,

      Не размышляя, без изъятий,

      Под гул хулений и оваций,

      Меж маяты и благодати.

      Таким как есть, таким как буду,

      На пару с волею небесной,

      Гоня души мандраж и смуту

      Перед разверзнутою бездной.

      Когда в миг страсти, в миг зачатья

      Чужих людей в тиши алькова,

      Уста мои замкнёт печатью

      Повторно сказанное слово.

      «Аль не хватит ныть-стонать по безделице…»

      Аль не хватит ныть-стонать по безделице,

      Боль утихнет, а беда перемелется,

      Даже пусть не по прямой – по касательной,

      Но вернётся к тебе фарт обязательно

      Вместе с женщиной, а к ней всё приложится,

      Всё родится, возрастёт и умножится,

      Чтоб гордились вы сполна жизнью вашею

      При еде и питие полной чашею.

      Так что, брось ты ныть-стонать по безделице,

      Боль утихнет, а беда перемелется,

      Даже пусть не по прямой – по касательной,

      Но вернётся к тебе фарт обязательно.

      «Ангел божий с женским телом…»

      Ангел божий с женским телом,

      Посреди ночи и дня,

      Откровенно и умело

      Очаровывал меня,

      Обжигая и маня.

      Ангел божий, птица вспурга,

      Два невидимых крыла.

      Это ты, моя лямурка,

      Чище лебедя была,

      Говорлива и мила.

      Ангел божий, в миг короткий

      Жизни здесь, я не таю:

      Не хочу другой красотки,

      Дайте мурочку мою,

      Сладкоядую змею.

      Ангел божий, друг мой верный,

      Сядем рядышком вдвоём –

      Что нам до вражды и скверны,

      Если счастливо живём

      Ночь за ночью, день за днём…

      Б

      «Баланс нетрудно подвести…»

      Баланс нетрудно подвести.

      Нас, сельдюков, осталась горстка,

      Хотя по-прежнему в чести

      От Диксона до Дивногорска.

      Всё меньше истых северян,

      Всё больше жадных и раскосых,

      Явившихся из тёплых стран,

      Где чай растет и абрикосы.

      Они повсюду: там и тут.

      Горласты, скоры без заминки.

      И главное: их главный труд –

      Места, торгующих на рынке.

      Мы этим пришлым не указ,

      Коль деньги носят в чемоданах,

      Смотря на небогатых нас

      С величьем и презреньем ханов.

      Никто в прошедшие года

      Так не смотрел нам даже в спины

      И уж тем более, когда

      Враг превратил страну в руины.

      А мы отстроили её!

      В крови, в поту, не зная, впрочем,

      Что властью ставшее жульё

      Нас оберёт и опорочит.

      Чтоб, разум рабский не мутя,

      Смирились под рукой конторской,

      В чести по-прежнему хотя

      От Диксона до Дивногорска.

      И те же нравом и душой,

      Чуть порченные в нулевые,

      Как