Родословная ашкенази. Геннадий Разумов

и острых длительных конфликтах с коллегами – кое с кем из них он, мягко говоря, не ладил.

      Рис. 15. Главный инженер проекта института «Гиредмет», Москва, 1965 год.

      Как-то он устроил мне подработку – надо было дать платное Заключение по поводу подтопления подвалов одного промышленного здания в Рязани. В сопровождении еще двух сотрудников мы на их служебном рафике отправились через Коломну на обьект. По дороге машина пару раз останавливалась «на подзарядку», как выражались мои спутники, что заключалось в раскупоривании очередного бутыльона белого-ловки, которая тут же опорожнялась. Мне это очень не понравилось.

      Нет, папа не был никаким выпивохой. Просто он любил жизнь, вкусную еду, вино, не ограничивал себя разными диетами, много неудержано курил, никогда никакой физкультурой не занимался и вообще не следил за своим здоровьем. Наверно, это и привело к тому, что, уйдя на пенсию в возрасте 70 лет, он целый год только и делал, что ходил по докторам. То ему надо было лечить больные постоянно мерзнувшие ноги, то пришлось вырывать сильно пораженные кариезом зубы и ставить зубные протезы.

      Надо признаться, что для меня папа был главным авторитетом во всех жизненно важных вопросах. Вместе мы решали проблему выбора моей профессии, это он меня отговаривал идти учиться в гуманитарный институт. Я советовался с ним, когда поступал в аспирантуру, когда переходил на очередную новую работу, которую в начале своего рабочего пути менял почти каждые полтора-два года, когда выбирал тему диссертационной работы и даже, когда собирался жениться.

      Но характер у отца был, мягко говоря, нелегкий. Он мог неожиданно выйти из себя, накричать и не за что обидеть. Из-за этого у него каждый раз то тут, то там появлялись враги, с которыми он долго не мог никак помириться и сам это тяжело переживал. Домашним тоже от него доставалось, мама часто плакала, они сутками не разговаривали, и обстановка в доме была очень сложная.

      …Разводились они долго и трудно. Сначала отец устраивал демонстрации, ложился спать на пол, не завтракал и не ужинал дома. Потом, когда развод был оформлен, он выхлопотал себе отдельную жировку на часть площади в нашей комнате, которую перегородили шкафом и буфетом. Мне пришлось преребраться в коридор, в нем забили парадную дверь, и получилась, хотя холодная и сырая, но отдельная, моя первая в жизни, собственная комната.

      После развода с моей мамой, произшедшего по ее, а не его инициативе, он старался сохранить со мной связи. К выпускному школьному вечеру пошил мне у дорогого портного в ателье нарядный выходной костюм. Когда мне потребовалась операция по обрезанию крайней плоти, отягочавшей мое половое созревание, он пошел со мной в больницу, договорился с хирургом и помогал при выздоровлении. На алименты, как полагалось при разводах, мама в суд не подавала – отец и так давал ей деньги вплоть до моего официального совершеннолетия (кажется, до 18 лет).

      Мое отношение к отцу и мои отношения с ним всегда были со знаком плюс, хотя и не всегда одинаковыми.