Архитектура для начинающих. Наталия Кина

Джамалы едва заметно вздрагивают, зрачки расширяются.

      – Здесь я, – хмыкает из-за Ольгиной спины Мишка, подходит с бумажным стаканом «эспрессо» в руках. – Секретарша здесь вредная. Не наливает мне кофе, пришлось самому.

      Осуждающе-милая улыбка Джамалы очаровательна. Целовать эти губы, должно быть, одно удовольствие, как и прижимать к столу эти бедра.

      – Придется нам задержаться, – интимно понижает голос Золотарев. – Повторить еще раз корпоративные правила. А? Как у вас с этим, Кампински? В Москве?

      Ольга переводит взгляд с Джамалы на Мишку. Он победителем смотрит поверх граней бумажного стаканчика с кофе. В давнем споре этих двоих поставлена очередная жирная точка.

      – В СССР секса нет, – пожимает плечами девушка, вспоминая глупую фразу, облетевшую мир в каком-то лохматом году. – Только работа. Только хардкор!

      – Таким образом, за три недели мы пройдем с вами краткий курс – что такое Автокад, как он работает и как, собственно, работать в нем… – шагая вправо и влево, монотонно объясняет сутулый, лысоватый мужчина. Рита, в числе еще двадцати человек, большинство из которых местные студенты, рассеянно слушает «вступительное слово», скользит взглядом по вечеру, словно по бегущей мимо нее прозрачной воде.

      Она хотела бы быть внимательнее, но за последние несколько лет так привыкла абстрагироваться от происходящего (жизни), что уже не помнит, как «выныривать» или где.

      Жизнь за стеклом – где все эмоции и желания спрятаны за зеркальной стеной/границей между реальным миром людей и своим собственным, внутренним. Камера-одиночка за маской вежливости и благополучия.

      «Как же мешает сосредоточиться сама эта аудитория!» – досадует Рита, подсознательно цепляясь сознанием за стены, лампы, потолок и миллион прожитых мгновений, глядящих прошлым «важно» из каждой трещинки в неважности сего часа.

      «Так горячо здесь было тогда, волнительно и свободно!»…

      – …по окончании курса мы с вами выполним контрольное задание… – вещает лектор. Студенты слушают вполуха, копаются в смартфонах или откровенно скучают, глядя в окно, выискивая за его прозрачной гранью рисующиеся пунктиром карты свой собственной «настоящей» жизни. Взрослая часть пришедших на курс старательно записывает предполагаемый учебный план – они в этой «настоящей» живут, и только Рита, зависшая в моральной невесомости, растерянно чертит на последнем тетрадном листе квадратики и треугольники. Острыми углами они колют в сердце, ладони, глаза:

      «Я ведь помню еще! Вооон за тем столом было написано, рассчитано, выполнено не одно сложнейшее задание того времени, – мысленно отмечает позавчерашняя студентка. – И тогда это казалось таким важным! Таким жизненно необходимым! И таким, позже, до слез бессмысленным!»

      От осознания странной цикличности, от бессилия что-либо изменить, хочется плакать. Рита больно кусает губы, и это странно удерживает неконтролируемый поток слезоизвержения. Остается только немое – «неужели это на самом деле происходит сейчас, и я старухой вздыхаю о „том времени“, как