Унесённые «Призраком». Элина Лисовская

туфли специальной щеточкой.

      «Если бы я писала о себе книгу, я бы начала ее так: меня зовут Кэтрин Роуз Маккейн, и недавно я потеряла отца. Нет, не только отца: добрейшего человека, мудрого наставника, лучшего друга… Единственного, кто любил меня такой, какая я есть, просто за то, что я была в его жизни».

      Кейт отвернулась от окна и поспешно смахнула слезы.

      Мать говорила, что любят всегда за что-то: за молодость и красоту, за хорошее приданое, за приятный нрав и доброе сердце. У Кейт все это было, но особой любви к себе она никогда не ощущала. С шестнадцати лет ее вывозили на званые обеды к соседям и светские собрания в столице, но у нее до сих пор не было ни одной подруги. Миссис Маккейн, ее мать, говорила, что Кейт виновата в этом сама: в приличном обществе полагается вести себя подобающе полу и возрасту, а не умничать, не дерзить и не высказывать свое мнение, когда об этом не просят.

      «Неужели здраво рассуждать о вопросах добродетели, долга и проблемах воспитания – значит умничать? Неужели требовать, чтобы тебя дослушали до конца, не перебивая смешками и глупыми шутками, – это дерзость?»

      Карета остановилась. Дядя Грэм надел шляпу, взял свою трость и тяжело поднялся с протертого сиденья.

      – Посиди здесь, Кэтрин, – сказал он. – Я загляну в контору, договорюсь с капитаном и оплачу наш с тобой проезд. А потом, надеюсь, мы сразу же отправимся на пристань, а наши вещи погрузят на корабль.

      Мэри изрядно проплутала по городу, прежде чем кто-то из местных жителей подсказал ей, где находится контора, принадлежащая «Грейт Шип Компани», в которой можно купить билет. Антрепренер мистер Росс предупреждал, что стоимость проезда в каюте первого класса обойдется очень дорого: от двадцати пяти до тридцати фунтов в зависимости от дальности путешествия и новизны корабля. Почти целый год Мэри добросовестно помогала миссис Спрингс шить театральные костюмы, изготавливать шляпки и маски, переписывала для актрис их роли, подсказывала им слова на репетициях, убирала гримерные комнаты и подметала сцену после выступлений, поэтому теперь в спрятанном под одеждой кошельке у нее лежало почти сорок пять фунтов. Было больше, но дорога до Саутгемптона потребовала расходов; впрочем, по сравнению со стоимостью билета на корабль, совсем небольших.

      Но самое ценное сокровище хранилось не в кошельке, а в надетом на шею мешочке, который Мэри ощущала при каждом вдохе, и часто, особенно в минуты тревоги или сомнений, она вольно или невольно прикасалась к груди, чтобы убедиться, что он по-прежнему здесь, с нею. «Милый Эдвард…» – тотчас всплывало перед глазами, и на душе становилось радостно от осознания того, какое невероятное открытие ожидает ее впереди…

      – Мисс, – раздался совсем рядом тоненький, нежный голосок, и кто-то вежливо потянул Мэри за рукав платья. Она остановилась, обернулась и увидела прелестную, бедно одетую девочку лет семи или восьми. Кроткое и невинное выражение ее голубых глаз настолько поразило Мэри, что девушка улыбнулась и наклонилась к маленькой попрошайке.

      – Милое дитя, – проговорила она, –