Дитя эпохи. Александр Житинский

идея, с которой возился Крылов, Мих-Мих его бы приструнил. Но сейчас Славке все прощалось.

      – Ты где был? – спросил я Славку.

      Он только загадочно улыбнулся.

      – Тебе звонил Мих-Мих. Спрашивал, когда мы сможешь его принять.

      Теперь Крылов улыбнулся смущенно. Но все равно ничего не сказал, сел за стол и мечтательно уставился в стенку.

      – Ты что, совсем офонарел? – спросил я. – Он ждет звонка в первом корпусе. На кафедре вычислительной математики.

      – Сейчас позвоню, – сказал Крылов и попытался сделать озабоченное лицо. У него ничего не вышло.

      Он сладко потянулся, рассеянно переложил листки на столе, раскопал телефон кафедры вычислительной математики и промурлыкал:

      – Сорок два, восемь шесть, восемь два…

      После этого Крылов ушел звонить Мих-Миху.

      – Одним теплом сыт не будешь, – сказал Чемогуров.

      – Вы думаете, он влюбился? – спросил я, догадавшись.

      – Ясно и ежу, – сказал Чемогуров.

      Он вышел из-за интегратора и стал ходить по комнате. Время от времени он поглядывал на пустой Славкин стул, на листочки, разбросанные по столу, на стакан Славки с присохшими ко дну чаинками. Было видно, что Чемогуров думает о чем-то своем.

      – Когда-то давно в этой комнате, за этим столом, произошло обыкновенное чаепитие, – начал Чемогуров. – Лет пятнадцать назад. Результатом его явилось то, что один молодой аспирант не защитил диссертацию. Не говоря уже о других важных для него вещах… Трое молодых людей попили чайку с сахаром, потолковали о жизни… Интеллигентно, не впрямую. И один из них понял, что он лишний. Он допил свой чаек и ушел. А те двое остались…

      Я слушал с большим вниманием, потому что Чемогуров еще так со мной не говорил. Обычно он изображал циника. Сама история никакого интереса не представляла. Мало ли кто с кем не пил чаю, молока или там шампанского. И не вел разных разговоров… Но чувствовалось, что Чемогуров слишком хорошо все помнит.

      В коридоре послышался стук каблуков. Я уже научился его узнавать. Так энергично и целеустремленно ходил только Мих-Мих.

      – Женя, привет! – сказал он, вбегая в комнату с Крыловым.

      – Здорово, – сказал Чемогуров, протягивая ему руку.

      Доцент пожал руку и мне, спросил, как мои дела. Я сказал, что нормально. Мих-Мих весело взглянул на Чемогурова и сказал:

      – Женька, а ведь вроде бы совсем недавно мы здесь просиживали штаны? А?

      – Я только что об этом рассказывал, – тихо сказал Чемогуров, надел плащ и вышел.

      – Мы с ним вместе писали здесь дипломы, – сказал ему вслед Мих-Мих, – и кандидатские тоже… – начал он, но осекся, видимо, вспомнив, что писали вместе, а написал один. – Он замечательный человек, – закончил Мих-Мих.

      Тут какая-то тень пробежала по его лицу. Мелькнуло какое-то воспоминание, но Мих-Мих отогнал его, и они с Крыловым опять устроили диспут часа на два.

      Чемогуров до конца рабочего дня больше не появлялся. На следующее утро он был мрачнее обычного, и мешки под глазами выступали резче.