Весёлые рассказы для детей. Аркадий Аверченко

не спрашиваю. Говори о Вятской губернии.

      Нечипоренко побледнел, как смерть, и, по принятому обычаю, сказал о Вятской губернии:

      – Кхе.

      – Ну, – поощрил учитель.

      И вдруг – все сердца ёкнули – в коридоре бешено прозвенел звонок на большую перемену.

      – Экая жалость! – отчаянно вздохнул Нечипоренко. – А я хотел ответить урок на пятёрку. Как раз сегодня выучил…

      – Это верно? – спросил учитель.

      – Верно.

      – Ну, так я тебе поставлю… тоже двойку, потому что ты отнял у меня полчаса.

      Серёжкин рубль

Как его заработал

      Звали этого маленького продувного человечка: Серёжка Морщинкин, но он сам был не особенно в этом уверен… Колебания его отражались даже на обложках истрёпанных тетрадок, на которых иногда было написано вкривь и вкось:

      «Сергей Мортчинкин».

      То:

      «Сергей Мортчинкен».

      Эта неустанная, суровая борьба с буквой «щ» не мешала Серёжке Морщинкину изредка писать стихи, вызывавшие изумление и ужас в тех лицах, которым эти стихи подсовывались.

      Писались стихи по совершенно новому способу… Таковы, например, были Серёжкины знаменитые строфы о пожаре, устроенном соседской кухаркой:

      До соседей вдруг донесся слух.

      Что в доме номер три, в кух

      Не, горел большой огонь,

      Который едва-едва потушили.

      Кухарку называли «дурой» милли

      Он раз, чтобы она смотрела лучше.

      За эти стихи Серёжкина мать оставила его без послеобеденного сладкого, отец сказал, что эти стихи позорят его седую голову, а дядя Ваня выразил мнение, что любая извозчичья лошадь написала бы не хуже.

      Серёжка долго плакал в сенях за дверью, твёрдо решив убежать к индейцам, но через полчаса его хитрый, изобретательный умишко заработал в другом направлении… Он прокрался в детскую, заперся там и после долгой утомительной работы вышел, торжественно размахивая над головой какой-то бумажкой.

      – Что это? – спросил дядя.

      – Стихи.

      – Твои? Хорошие?

      – Да, это уж, брат, почище тех будут, – важно сказал Серёжка. – Самые лучшие стихи.

      Дядя засмеялся.

      – А ну, прочти-ка.

      Серёжка взобрался с ногами на диван, принял позу, которую никто, кроме него, не нашёл бы удобной, и, сипло откашлявшись, прочёл:

      Люблю грозу в начале мая,

      Когда весенний первый гром,

      Бразды пушистые взрывая,

      Летит кибитка удалая…

      Ямщик сидит на облучке

      В тулупе, синем кушачке…

      Ему и больно, и смешно,

      А мать грозит ему в окно.

      – Гм… – сказал дядя. – Немного бестолково, но рифма хорошая. Может, списал откуда-нибудь?

      – Уж сейчас и списал, – возразил Серёжка, ёрзая по дивану и пытаясь стать на голову. – На вас разве угодишь?

      Дядя был в великолепном настроении. Он схватил Серёжку, перевернул его, привёл в обычное положение и сказал:

      – Так как все поэты