Убийство – дело житейское. Натали Рафф

и позверствует на своем веку. Пойми, для тебя это – прошлое! Лучше подумай о настоящем. Побеспокойся о своей беззащитной и несчастной дочери! Ты должна поехать к ней в дом и наказать тех, кто пытался ее уничтожить: лекаря – отравителя, супруга – убийцу, свекровь – сводню и падчерицу – блудницу.

      – Я бы рада защитить Таню, но я сама на пороге смерти, – сквозь слезы пролепетала Эвелина.

      – Да, сейчас ты находишься у ее ворот, и ты войдешь в них. Однако твоя миссия на земле не окончена, а потому придется возвратиться назад. Но помни, жить ты будешь только при условии, что каждую весну в течение недели станешь пить свою отраву. Чувствовать ты будешь то же, что и питон, когда меняет кожу. Возможно, со временем ты станешь Пифией и заменишь меня. А пока учись читать в книге имен и береги силу своей ненависти! Запомни одно: не связывайся с Аджиной. Она злой дух, а потому – моя добыча! Только я ведаю, как ее победить. Ты еще удивишься, узнав, как я с ней обойдусь. Аджина, охваченная любовью, сама меня призовет, но вместо меня столкнется со своей собственной космической сущностью. И помни, тебя это не касается! Главное, никогда не забывай Белорожку! Кто еще кроме Зевса – отца муз в этом мире может о тебе позаботиться? Сама же прекрасно понимаешь – по меркам своего времени ты – откровенная безбожница!

      Эвелина подошла к краю скалы, пытаясь получше разглядеть прорицательницу, но не удержалась и полетела вниз, в смрадную бездну. Она почувствовала, как ее подхватил жаркий и душный смерч и поволок по темному туннелю, притягивая к раскаленному центру земли. Но в тот момент, когда пылающая бездна протянула свои огненные пальцы, чтобы ее схватить, появился Белорожка. Он поднял ее на рога и вышвырнул на поверхность. Эвелине показалось, что, взлетев, она пробила головой что-то неимоверно твердое. Закричав от невыносимой боли, она очнулась…

      Глубокая ночь. В доме – тишина. Она лежит на своей постели. Голова гудит, как орган в церкви. В открытом окне в черном небе виднеется серебристо-серое облако, похожее на громадного вздыбленного быка, у которого на месте рогов сверкает перламутровый рожок молодого месяца.

      Вскоре появилась сиделка, притронулась к ее влажному лбу и вскрикнула:

      – Ирина Родионовна, у Вашей сестры температура упала! Идите спать, я уж за Вас до утра подежурю.

      Вошла Ира, пощупала пульс у Эвелины, чмокнула ее в щеку и, спотыкаясь, побрела прочь.

      – У Вас всю неделю было за 40. Ваша сестра измаялась, глядя на это. Она, конечно, могла бы сбить температуру, но боялась, что из-за этого все лечение пойдет насмарку. Только раз, когда Ваше состояние было критическим, она сделала инъекцию, чтобы поддержать сердце, – пояснила сиделка.

      Наступило утро, но Эвелина этого не заметила. Она лежала истерзанная и страшная, похожая на застывший детский скелетик. У нее не было сил взглянуть на тех, кто суетился вокруг нее. Лине казалось, что у нее нет сил даже лежать. Время для Пазевской перестало существовать.

      Между тем, Ирина, измотанная и постаревшая, предоставив