«Не чужие» и другие истории. Ольга Погодина-Кузмина

трюмы которого всегда заполнены водой. Мы вечно живем в ожидании дня, когда наш огромный плавучий дом распадется на куски. Мы будем жить, цепляясь за обломки. Мы умрем.

      Мы принимаем гибель мира со смирением, как естественный ход вещей. Видимо, в этом и состоит русская национальная идея.

      Музыканты забренчали,

      Люди в зале замолчали.

      Посмотри на Арлекина —

      Кольку!

      Вот он с Ниной-Коломбиной

      Пляшет польку.

      «Динь-динь-дили-дон»,

      Вот кот Спиридон.

      Что за шум вдалеке?

      Глянь-ка:

      На Коньке— Горбунке

      Едет Ванька!

      Распроклятого буржуя

      В три минуты уложу я.

      Девчонка комсомолка

      Не боится волка.

      Из ковра и двух зонтов

      Для спектакля змей готов.

      У Петрушки

      Палка,

      Мне Марфушку

      Жалко.

      Спящая красавица

      Спит не просыпается.

      Вот пред вами вся орава.

      Браво! браво! браво! браво!

(Даниил Хармс, 1928)* * *

      Наш загадочный покровитель объявился снова. Прислал двоих хмурых, раскосых великанов, которым Ольга не хотела открывать. Я открыла. Они сразу прошли в кухню – мешок картошки, мешок угля, мешок поменьше, внутри – яблоки, сахар, крупа, консервы. Отдельно, завернутые в бумагу – апельсины. Роскошь!

      Ольга варит куриный суп.

      Ольга знает всё о балете. Но понимает только практическую сторону. Так уж она устроена. Она земной человек, она думает, а не чувствует.

      Я не хочу, чтобы меня думали. Я не говорю ей, так как не хочу ее расстраивать. Я ее люблю.

      Три часа с перерывами занималась у станка. Мой естественный темп prestissimo или allegro moderato.

      Сейчас я в прекрасной форме. Если он попросит, я соглашусь выступить перед ними. Это мой долг. В конце концов, они тоже люди. По крайней мере, не лишены человечности. Их сердца тоже из плоти и крови, как наши. Мы не должны их бояться. Мы должны учиться жить заново.

* * *

      Разрушение искусства влечет за собой катастрофу мира. Я чувствую эту взаимосвязь.

      Упадок, декаданс, fin de siecle. И рядом – космизм, футуризм, будетлянство. Мечта о великом общем будущем человечества. Из этих спор прорастает разрушительная война, революция, катастрофа.

      В сентябре семнадцатого года Нижинский последний раз вышел на сцену. Он танцевал «Видение розы». Он знал, что время закончилось – мир, в котором Вацлав Нижинский был богом, обрушился навсегда.

      Величайший в мире танцовщик умер в тысяча девятьсот девятнадцатом году. Источник радости в его душе иссяк, от огня остались только угли.

      В его телесной оболочке еще тридцать лет сохранялась видимость жизни. Жена перевозит его из одной клиники в другую, обращается к лучшим врачам. Паломничество в Лурд, в другие монастыри. Поклонение чудотворным мощам, спиритические сеансы…

      Бедняжка, она так хочет снова увидеть его парящим над сценой!

      Вацлав почти не говорит, не узнает