«Не чужие» и другие истории. Ольга Погодина-Кузмина

в нем есть что-то страшное, что он ходит «не один». Много цинизма – и в денежных вопросах, и в отношении к людям. В этом была его сила, но и слабость. Он хотел, чтобы искусство возбуждало чувственность.

      Всё в Дягилеве необычайное и значительное… Он открывал миру гениев.

      Брат Дягилева, Валентин Павлович, был штабным офицером, принял революцию, преподавал военную историю. Арестован в двадцать седьмом и расстрелян в Лагере особого назначения на Соловках в том же 1929 году, когда умер Сережа. Самый младший брат Георгий, музыкант-любитель и художественный критик, после революции занимался ткацким производством, был осужден с конфискацией имущества и сослан в Сибирь. Умер в 57-м году под Ташкентом.

* * *

      Мы приносим с чердака и пилим деревянные балки. Весь пол покрыт опилками, как цирковая арена. Делаю экзерсис, смотрю в окно.

      – Какое сегодня число?

      – Двадцатое.

      – А месяц?

      – Кажется, апрель.

      – А год?

      – Разве это еще имеет значение?

      Ужас безумия начинается не тогда, когда принимаешь фантазии за реальность. Наоборот – это реальность становится неуловимой и жуткой, растворяется в воздухе, течет между пальцев.

      Все, что происходит сейчас, похоже на нескончаемый сон. Реально только то, чего не было.

      Одеваюсь в прихожей, хочу идти.

      – Куда?

      – На площадь. Встану посредине и крикну людям, солдатам, безмолвным пугающим маскам в окне: «Верните мне танец!!!»

      – Тебя арестуют.

      – Не важно, они должны знать. Балет – это радость! Мы танцевали радость! Балет – это праздник, волшебство, карнавал!

      Ольга снимает с меня шубу, захлопывает дверь.

      – Балет – это похороны. Брежнев… Андропов… Черненко.

      Что? Ах, да. Шутка. Она пытается меня развеселить.

      Улыбаюсь, чтобы ей сделать приятное.

      Я тоже помню эту череду правительственных похорон, и «Лебединое озеро» по телевизору, и заводские гудки. И разлитую в воздухе недобрую усмешку.

      Похороны Ленина.

      Похороны Сталина.

      Нескончаемая толпа течет по улицам, клубится у входа на площадь. Давка, рыдания, крики. Конная милиция, оцепление. Венки, целые ведра цветов.

      Как будто сыгран великолепный спектакль, и публика не хочет отпускать артистов.

      Звучат продолжительные аплодисменты.

* * *

      Холера. Голод. Тиф. Цинга. Изуверство. Крысы питаются мясом повешенных.

      Художник Серт сказал: «Знаете ли вы, мадам, что аист может умереть от голода, даже если положить перед ним гору лягушек? Достаточно подпилить ему клюв, и он утратит чувство расстояния».

      Его жена, Мися Серт, всё время болтает о русском балете. «Ты не можешь себе представить, Коко, как это прекрасно! Когда ты это увидишь, твоя жизнь преобразится».

      Мадмуазель Шанель, ей чуть больше сорока. Такая моложавая, что в документах убавила себе десять лет. Мися рассказывает ей о русских, о Дягилеве – называла его Дяг, – пичкает своими воспоминаниями.