Der Kamerad. Виктор Улин

что турецкий отдых использую по всем пунктам программы.

      Сидя в самолете, провонявшем мочой «Ту-154» – иных машин из нашего убогого города в Анталью не ходило – я сладостно думал об ожидающем впереди.

      О том, что могло мен ждать, говорили многочисленные женские колени, молчаливое сияние которых я оценил, пробираясь к своему ряду, одному из последних. Любая пара увиденных женских ног могла оказаться со мной в одном отеле, на том же самом пляже, на соседнем лежаке – и в это хотелось верить.

      В салоне стояла сырая перегретая духота: экипаж включил наддув, но на земле насосы гнали горячий воздух, как десяток парикмахерских фенов. Стюардессам запрещалось ходить с голыми ногами, им было жарко в колготках телесного цвета, и когда одна из них нагнулась ко мне проверить ремень, я ощутил аромат влажной ложбинки, темневшей в запАхе голубого форменного жакета между краями белого бюстгальтера. Это, конечно, мне не могло предназначаться при любом раскладе, но радовало абстрактным фактом существования и реакцией моего тела на все женские части.

      Я жалел лишь о том, что не смог полететь первым классом и сразу потребовать выпивки.

      Едва оборвалась жуткая тряска разбега, едва чуть живой самолет отделился от полосы, едва сквозь надсадный грохот двигателей и скрип разболтанного планера послышался треск захлопнувшихся створок шасси, я почувствовал невероятную – прямо-таки распирающую меня – свободу.

      Я оторвался от земли, потерял связь с нею, проклятой и сосущей из меня соки.

      Конечно, не навсегда, через четыре часа мне снова предстояло к ней припасть.

      Но в другом времени.

      В другом месте.

      А главное – в ином качестве.

      Все осталось позади.

      Позади и внизу.

      И удалялось быстрее и быстрее.

      Еще дальше назад и еще глубже вниз.

      И я верил, что прекрасно проведу время в своем выморочном отпуске.

      Четырнадцать дней абсолютного покоя без знакомых лиц и мобильной связи, без всего, что отравляло мне жизнь, казались мне еще одной жизни.

      Я не сомневался, что у Средиземное моря меня ждет море выпивки, а женщины уже строятся в очередь на право овладения мною.

      О таком отпуске перед казнью мог мечтать каждый.

      * * *

      Слова «отпуск» и «казнь» вряд ли могли соседствовать в мыслях нормального человека.

      Со стороны такое могло показаться странным, диким и вообще невозможным.

      Но со мной все обстояло именно так.

      Я был безработным.

      На своей нелюбимой и нелюбящей родине я остался за бортом.

      Потерял все, что имел: работу управляющего филиалом московской транспортно-логистической компании с дурацким названием «Ифеко», неплохой оклад, положение, служебный кабинет, служебную машину, служебный бензин, служебную связь, нескольких достаточно выразительных подчиненных, и так далее… Всего потерянного не хотелось перечислять.

      Я потерял саму жизнь.

      Но выброшенный за дверь, летел отдыхать.

      На в какое-нибудь богом забытое Сочи, а прочь из России – в цивилизованную