Три узды. Максим Друзь

на нем хорошенько потоптаться грязными сапогами и повесить в темной комнате вниз головой. Признаюсь, меня передернуло от этого зрелища. А после еще и замутило.

      Нина же светилась от счастья. Она прямо-таки излучала в пространство восторг от своей находки, и чуть не подпрыгивала на месте. «Боже мой, охренеть» – страстно шептала она.

      – Что это за фигня, скажи на милость? – с отвращением спросил я, испытывая непреодолимое желание уехать отсюда к чертовой матери.

      Когда Нина чем-то довольна, она становится снисходительно-болтливой. Вот и сейчас она опять взяла менторский тон:

      – Это, мой обширно, но увы, поверхностно образованный супруг, курган Енисейской культуры. Если ты поможешь перебраться мне на тот берег, то скажу более определенно, но предварительно – захоронение аринов. Они полностью исчезли с лица земли еще триста лет назад – и, заметь! – до сих пор их следы никогда ранее не обнаруживали так далеко к западу. Ты понимаешь, какое это сокровище?

      – Допустим… А что это за динозавр сверху?

      – Конь, конечно. Древние предпочитали хоронить людей вместе с имуществом.

      – Конь? А зачем ему, в таком случае, рога?

      – Затем, глупый, что это не рога, а торжественная оленья маска. Им, беднягам, очень хотелось кататься на оленях, подобно их северным предкам. Но в наших широтах у оленей, э-э… неурожай. Если ты не в курсе.

      – А почему всадник под лошадью? Свалился?

      – Ну, во-первых, не всадник, а всадница, – увлеченно принялась разъяснять Нина. –  Это же девушка. Видишь зеленые пятна по бокам от головы? Это остатки бронзовых сережек. Такие носили только незамужние женщины – тем, кто обзавелся суженным, полагались дорогие, железные. Видимо, это была девочка знатного рода (если судить по лошади), безвременно погибшая… И именно поэтому она снизу.

      – Снизу?

      – Да. Когда ее хоронили, то привязали к седлу лошади, а потом перевернули всю конструкцию вниз головой и опустили в клеть. Для этого нужны были вот эти сужающиеся опоры – чтобы все не развалилось по ходу пьесы. Видишь ли, арины того периода были весьма преуспевающим и технически продвинутым народом, и все продумывали заранее.

      – А когда это было? – проявил я вялый интерес.

      – Опять же, могу наврать, но навскидку – начало первого тысячелетия нашей эры. В Европе уже происходил закат античности, а здесь – все еще бронзовый век…

      Здесь я, наконец, начал проникаться значением момента. Я трепетно отношусь к времени, чувствую его, и сейчас с легкой дрожью ощутил, как на меня смотрит бурыми глазницами чужая, немыслимо далекая древность. Почтительно подняв бровь, я решил уточнить:

      – Так зачем, ты говоришь, ее перевернули?..

      – Честно говоря, никто толком не знает. Одни гипотезы… До сих пор найдено три более-менее приличных захоронения этой культуры, и в двух из них всадники в нормальных позах, ничего особенного. Третий был похож на это, – она кивнула на курган. –