О книгоедстве. Цви Владимирович Найсберг

и отклонений от всего того, что еще изначально было ему самым что ни на есть теоретическим путем завещано великим демагогом Карлом Марксом.

      То есть, в самой своей сущности всего того, что было еще изначально всецело вот более чем полноценно заложено в фундамент цветасто книжного существования всей той громогласно разрушительной да и банально лживой теории.

      Ее безмерно радостное принятие на ура неизменно проистекало от одного того и впрямь ведь исключительно щедро растравленного светлыми идеями воображения.

      Причем это именно то самое нелепое следование его в само небо указующему персту и вызвало сущее буйство нелепых эмоций да еще как раз-таки именно у тех господ интеллектуалов, что были вовсе не в меру возвышены всем тем донельзя же ярко искрящимся духом своим.

      И это именно они весь этот мир буквально разом так захотели воинственно переиначить, и главное только-то исключительно к чему-либо наилучшему совсем ведь без крови, пота и слез.

      44

      Им-то самим явно уж еще показалось, что все ведь на деле исключительно просто, достаточно будет разве что сбросить с себя тяжеленные вериги беспросветно темного прошлого существования, и все ведь вскоре придет к нам само.

      Ну, а в подлинном мире житейских реалий этого нет да и быть его, кстати, совершенно так вовсе нисколько не может!

      Собственно говоря, сама эта их логика совсем ведь не более чем попросту сколь так наглядное порождение праздного и умиленного безделья в делах самого конкретного обдумывания всех тех весьма немаловажных и сложных вопросов всего того более чем обыденного, житейского бытия.

      И, кстати, вот еще что: расположено оно гораздо уж далее всяческой дали от всех тех доподлинно настоящих потоков всяческого здравомыслящего общественного сознания.

      Поскольку это именно в угаре интеллигентских дискуссий о самых различных аспектах всевозможных перемен к чему-либо и вправду несусветно лучшему сама собой разом исчезла всяческая хоть сколько-то стоящая того ретроспектива грядущей, куда только и вправду более праведной общественной жизни…

      45

      Все эти богоспасительные беседы носили тогда тот еще без тени сомнения самый злосчастный характер, так сказать, бескрайне умиленных светских надежд, а не до чего строго и до конца вполне выверенных логических построений.

      Вот он тому до чего наглядный пример из самого окончания романа Достоевского «Бесы»:

      «Мне ужасно много приходит теперь мыслей: видите, это точь-в-точь как наша Россия.

      Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней – это все язвы, все миазмы, вся нечистота, все бесы и все бесенята, накопившиеся в великом и милом нашем больном, в нашей России, за века, за века! Oui, cette Russie, que j’aimais toujours*. Но великая мысль и великая воля осенят ее свыше, как и того безумного бесноватого, и выйдут все эти бесы, вся нечистота, вся эта мерзость, загноившаяся на поверхности… и сами будут проситься войти в свиней».

(*Пусть Россия