Американские девочки. Элисон Аммингер

по тому, как она хлюпала и хрустела между фразами, а еще я знала, что во время ссор с родителями она может за раз съесть десяток пачек «Корн флейкс».

      – Думаю, да, – сказала я. – А иначе придется вечно жить с моей сумасшедшей сестрой.

      Я немножко дергалась, опасаясь, что Дун чего-то недоговаривает, что вчера она не шутила, а на полном серьезе назвала меня предательницей. Около месяца назад я приняла на себя удар за ворох месседжей, которые мы отправили вместе с Дун, не говоря уже о том, что изначально это вообще была ее идея. На тот момент анонимные послания не казались мне такой уж тотально ужасной вещью, но моя мама, прочитав их, взбеленилась не на шутку. Если на одном конце десятибалльной шкалы ужасных поступков поместить, как ты показываешь кому-то язык, а на другом – как впиливаешь самолет в здание, то, думаю, наша писанина тянула где-то на полтора балла. Возможно, на два. Но мама насчитала все одиннадцать баллов. Она начала размахивать у меня перед носом зажатой в руке пачкой распечатанных месседжей и дико орать: «Откуда в тебе такая жестокость?» Как будто только я и виновата во всем! Если уж на то пошло, я всего лишь разрешила Дун отправить с моего телефона около пятидесяти слов и пару картинок про Пейдж Паркер, одну из самых популярных девчонок нашей школы. Потому что Дун поклялась мне, что знает шифр, благодаря которому телефон невозможно отследить. Никакого шифра, как выяснилось, она не знала. Если бы Дун не сидела полжизни под запретом на мобильную связь, то ничего вообще не случилось бы.

      – Что это? – спросила мама, указывая на картинку вверху второй страницы.

      – Собака, которая жрет свое дерьмо? – уточнила я. Под картинкой была подпись: «НА ВКУС КАК ПЕЙДЖ, НЯМ-НЯМ». Морда у собаки сияла таким беспредельным счастьем, что, несмотря на глупую шутку и на муки совести, которые я должна была, по идее, испытывать, я еле сдерживалась, чтобы не заржать.

      – Ты полагаешь, это смешно?! Я совсем не знаю тебя, Анна.

      Может, это все и было бы подлостью, если бы Пейдж Паркер была каким-нибудь лузером в плане общения, но только она им явно не была. Пейдж Паркер могла заполучить любого парня, стоило ей состроить ему глазки, и она определенно получала больше приглашений на пижамные вечеринки и на танцы, чем могла в реальности осилить. Однако, по мнению моей матери, Пейдж каким-то образом сделалась этакой трагической жертвой ее, моей матери, дочери-агрессора. Я попыталась объяснить маме, что это все равно что лай моськи на слона, но она и слушать ничего не хотела. Вроде бы у матери Пейдж какой-то родственник работал в правоохранительных органах, он и вычислил, что сообщения отправлялись с моего телефона. И мать Пейдж позвонила моей матери в слезах. Она буквально рыдала, по-настоящему. Тут я допустила ошибку: я закатила глаза.

      – Похоже, ты не понимаешь, что она могла заявить в полицию. Мне пришлось умолять ее пощадить тебя. Представляешь, что я при этом чувствовала?

      Я ничего не ответила. Как может хоть кто-нибудь и хоть когда-нибудь представить, что она чувствует? Она раздула целую историю из ситуации, которая и яйца выеденного не стоила.

      Позже