Ватерлоо. Битва ошибок. Мурат Куриев

голубого сюртука с отложным красным воротником и очень старыми, обвисшими золотыми эполетами».

      Те, кто не любит Людовика, так и обзывают его – «жирным стариком», а «старику»-то еще и шестидесяти нет. Однако король – точно меньшее из зол. Знаменитое высказывание Талейрана о Бурбонах – «Они ничего не забыли и ничему не научились» – давно превратилось в трюизм. Вроде правильно, но слишком упрощенно.

      Талейран, конечно, учился всю жизнь, а уж забывал так, что другого такого и не вспомнить. Но вы поставьте себя на место вернувшихся во Францию Бурбонов, аристократов. У них отняли всё. Они годами жили в страхе за свою жизнь, на подачки. Чего можно было ожидать от этих людей? Только того, что они оправдают худшие ожидания. Примерно так они и поступили.

      За двадцать лет, прошедших с того дня, как был казнен старший брат нового короля, Людовик XVI, Франция стала другой страной. И возвращение к прежним порядкам просто невозможно. Это понимает и Людовик XVIII, а еще лучше его те, благодаря кому он вернулся на престол. Например – русский император Александр I. Он, кстати, предпочел бы регентство Марии Луизы при Римском короле. Долго сопротивлялся, когда Талейран агитировал его за Бурбонов.

      Согласился при обязательном условии – принять конституцию. Людовик не возражал, как только договорились – Бурбоны вернулись в Париж. Под белыми знаменами с королевскими лилиями. За «историю с цветами» ругать их будут нещадно. Понятно, символы – вещь очень важная.

      Но встречали-то Людовика всё равно с восторгом. Дело было, конечно, не в лилиях, а в том, насколько удачно он сумеет срастить их с трехцветным наследием.

      Король, надо отдать ему должное, попытался. Но трудолюбие и настойчивость среди его добродетелей не числились, и его слишком уж сильно «играла свита». Младший брат, граф д'Артуа, будущий король Карл Х, герцогиня Ангулемская… Ультрароялисты! Нельзя говорить, что Людовик был игрушкой в их руках, но то, что сильно подвержен их влиянию, – факт.

      Еще большую роль играет «фактор тридцати тысяч». Примерно столько эмигрантов приехало вслед за королем во Францию. Все они хотят получить свое, а значит – надо дать им хотя бы что-то. Отсчет пошел, скоро в стране появятся разочарованные, недовольные, возмущенные.

      Церковь? То, как решил этот вопрос после всех революционных потрясений Наполеон, всех вполне устраивало. Чувства верующих не оскорблялись, но и священники свое место знали. А тут клерикальная партия поднимает голову. Священники, угрожая адом, заставляют крестьян переписывать завещания в пользу прежних владельцев земли. По воскресеньям теперь запрещено работать под угрозой штрафа, а в церквях служат панихиды по Пишегрю, Кадудалю и Моро.

      Первые двое участвовали в заговорах против Наполеона, последний – предатель, перешедший на сторону врагов Франции. За церковные службы король платит из своего кармана, но разве дело в деньгах?

      А вот популярную актрису мадам Рокур, любимицу парижан, запрещают хоронить по религиозному обряду – профессией не вышла. В тот день в столице происходят первые