Книга Дины. Хербьёрг Вассму

Она стояла неподвижно, и взгляд ее бывал устремлен туда, где сходились море и небо.

      Я Дина. Рейнснес пожирает людей. Люди как деревья. Я их считаю. Чем больше, тем лучше. На расстоянии. Не у самых окон. А то они застят свет.

      Я хожу по Рейнснесу и считаю. У горного кряжа на той стороне пролива семь вершин. В аллее по двенадцать деревьев с каждой стороны!

      Ертрюд была со мной в Тьотте. Она и была той маленькой девочкой, которая прошла и спряталась за часами. Я была не одна, вот она и стала такой маленькой. Ей нужно свое место. Зимой на берегу в Фагернессете слишком холодно.

      Какой ты есть, такой ты есть всегда. Независимо от того, где ты.

      Ертрюд дышит под досками причалов. Свистит между балками, когда я открываю погрузочные люки. Она никогда не вернется. У меня хранится та перламутровая раковинка.

      Дина могла бродить по высоким ярусам дощатых морских пакгаузов в любое время суток. Если было темно, она брала с собой фонарь. Люди привыкли к ее причудам.

      – Это молодая хозяйка ходит, – говорили они друг другу, услышав ее шаги в пакгаузах или увидев мерцание фонаря в окнах.

      Эхо шагов менялось в зависимости от того, где шла Дина, какой товар там хранился, на каком ярусе или откуда дул ветер. Все сливалось с вечным и всегда менявшимся зовом ветра, прилива, отлива.

      Часть большого пакгауза была сложена из бревен. Она служила остовом, обнесенным щелястыми дощатыми стенами. В бревенчатой части складывались товары, которые боялись мороза, влаги или тепла. Каждый товар хранился отдельно от другого. Бочки с сельдью, вяленая рыба, соль, смола.

      В бревенчатых клетях хранились мука и немолотое зерно. Кожи, инструменты и снасти всякого рода. На первом и втором ярусах запах смолы чувствовался не так сильно.

      Неплотно свернутые серые паруса складывались высоко под крышей на решетках из жердей. Или развешивались для сушки на могучих матицах. Таинственно и ритмично они роняли капли на щербатые половицы. На полу пестрели пятна от смолы, рыбьего жира и крови.

      В большом пакгаузе, который назывался пакгаузом Андреаса, по имени давнего, удавившегося там владельца, на стенах висели небольшие кошельковые неводы и рыболовные снасти. Здесь же хранился и новый темно-коричневый кошельковый невод для сельди – гордость Рейнснеса. Он висел высоко и свободно напротив больших двустворчатых дверей, выходивших на море.

      Любой резкий запах облагораживался здесь соленым морским ветром и становился приятным.

      Лучи света проникали сюда через щелястые стены и перекрещивались друг с другом то в одном месте, то в другом.

      Сюда к Дине пришла Ертрюд. Поздней осенью. Дина первый год жила в Рейнснесе.

      Ертрюд вдруг возникла перед ней на пересечении трех солнечных лучей.

      Необваренная, с неповрежденным лицом. С живыми, добрыми глазами. В руках она держала какой-то прозрачный предмет.

      Дина сказала звонким детским голосом:

      – Отец уже давно разрушил ту прачечную. А прачечная здесь, в Рейнснесе, не опасна…

      Ертрюд скользнула