Девять встреч. Воспоминания о старце Николае Гурьянове. Емилиан Лашин

«Отдохнете и придете на вечерню, тогда и поговорим…» – «А где же мы отдохнем, батюшка? Мы здесь никого не знаем…» – «А вон, Мухтарушка покажет, – батюшка ласково посмотрел на бежавшую за нами дворняжку. – Мухтарушка, веди гостей к матушке!» Все это было похоже на сказку, но собака и правда побежала со двора, время от времени оглядываясь и поджидая нас, спустя минут пятнадцать мы оказались у ладно срубленного дома, откуда на лай Мухтара вышла старушка. «Гостей привел? – спросила она собаку, – от батюшки?» Казалось, что это не было для нее необычным… Она повела нас в соседнюю избушку, внутри которой помещалась просторная комната, разделенная надвое занавеской – для мужчин и женщин… Печка была натоплена, словно нас тут ждали… Нина, певчая из храма, – так ее звали – накормила нас картошкой с огурцами и рыбой, которой здесь на острове вдоволь. «А уж мясо – завтра, после Воскресной службы, – сказала она, – а после вечерни – чай с самопечным хлебом и – спать. Отдыхайте».

      Мы просушили одежду на печке, поспали и отправились на службу. Храм изнутри оказался просторным, иконы – старинные, но больше всего потрясла одна, как потом рассказали, чудотворная, Песчанская икона Божией Матери – в человеческий рост, в серебряном окладе, в одеянии, расшитом жемчугами, Богородица покоряла своим величественным спокойствием и умиротворенностью… В церкви было мало народу. Хор состоял из трех-четырех старушек, они пели несколько скрипучими голосами, но чисто и звонко… Во время службы, которую я не забуду никогда, меня одолевали какие-то посторонние помыслы, навязчивые, как мухи, от которых не было спасения, я так устал от борьбы с ними, что отчаялся сосредоточиться на молитве, в этот момент батюшка кадил иконы и, проходя мимо, стукнул меня, склоненного, кадилом по голове, легонько, но ощутимо – мгновенно моя голова стала чистой и свободной, точно меня кто-то омыл изнутри… Я поднял глаза и увидел, как батюшка мне улыбнулся ободряюще… Потом была исповедь, после которой я задал самый главный, мучивший меня вопрос, – уходить ли мне в монастырь или жить с той женщиной, которую я любил, но с которой в духовном отношении мне было очень трудно, – батюшка сказал: «Лучше в монастырь…»

      Как будто все было решено, но всю ночь я не мог уснуть, я вспоминал свою жизнь и плакал, душа моя вопреки, казалось бы, желаемому, была не только не спокойна, а просто изнемогала, и я решил с утра еще раз подойти к отцу Николаю и рассказать ему о своих муках… Когда, уже утром, после службы мы подходили к Кресту, я встал последним и, схватив батюшку за ряску, сказал: «Не могу я, так мне ее жалко, батюшка!» И тут я увидел, как глаза отца Николая наполнились слезами, словно откуда-то из другого, Высшего мира, на меня смотрел Ангел Хранитель моей возлюбленной, и услышал тихий умоляющий голос: «И правильно, кто же пожалеет деточку… Ступай с Богом…»

      Когда мы вышли из храма, непогоды как будто и не бывало, остров был залит солнцем, и его свет проникал прямо в душу и согревал ее… Мы покидали это святое место обновленные, и даже то, что на моих ногах были старенькие ботики, подаренные матушкой Ниной,