Свет мой ясный. Елена Арсеньева

на солнечную колесницу. И подойди ты, раб Божий, со своим червленым вязом…

      – Хватит! Ради Господа нашего Иисуса Христа – хватит! – простонал возница, который все это время как-то странно поерзывал, а тут вдруг привскочил с облучка на полусогнутых ногах, прикрывая руками стыдное место, будто доняла его неодолимая малая нужда. – Верю! Верю тебе, только уж не говори более ни словечка. Того и гляди, выйдет барыня, а я… а у меня… ой, святые Божии угодники, пособите, ослобоните мя, грешного!

      Обращение к святым апостолам, коих первейшей заботою было усмирение плоти, возымело свое действие, и возница вновь уселся на облучок и даже смог дух перевести, хотя лицо его по-прежнему было столь красным и взопревшим, что невозможным казалось отличить здоровую его половину от больной, пораженной рожею. Алена же, со своей стороны, помогла Божьим угодникам тем, что снова плотно укуталась в платок, убирая все соблазны с глаз легко возбудимого Митрия.

      – Это я не для себя, вот те крест! – уже спокойнее сказал он. – Это я для нашей барыни… сиречь, для ее полюбовника, – счел необходимым уточнить он, увидав, как Алена снова вытаращила глаза. – Чего выпялилась? Барин ладный, складный, обхожденьем приветливый – даром что немчин, – да вот, слышно, более месяца уже не канителит свою молодушку, белую лебедушку. Куда это годится?! Взял себе бабу – так делай с нею любезное дело. Баба, чай, не икона, чтоб из угла на мужика глядеть!

      – Скажи на милость, тебе-то сие откуда сведомо? – не переставала изумляться Алена. – В щелки глядел?

      Кучер, видимо, проникся к ней уже полным доверием, а потому сообщил вовсе уж шепотом:

      – Есть у нашей барыни горничная девка Аниска. Язык у нее – помело! И метет она им направо и налево.

      «Это уж точно, – мысленно согласилась Алена. – Ведьмино помело!»

      – Так что, милка моя, ежели б ты барыне снадобье от невстанихи предложила, то и ее к себе расположила бы, и сделала доброе дело, – нагнулся к ней возница. – А зараз, глядишь, и меня поврачевала бы.

      – Ничего не выйдет, – буркнула Алена как могла грубо и сердито. – Ничего у нас с тобою не сладится!

      С этими словами и с выражением самого большого отвращения, которое она только могла изобразить, Алена резко отвернулась – и пошла прочь, хотя сердце ее так и трепыхалось от волнения. Она рисковала… но чувствовала, что не напрасно!

      Ее расчет оказался верным. Через несколько мгновений тяжелые шаги забухали за ее спиной и железная лапища больно стиснула плечо.

      – А ну, погоди! Куда это ты направилась? Почему так – не сладится?!

      Конечно, следовало бы еще потянуть время, поднапустить туману и таинственности, однако обедня вот-вот могла закончиться, появилась бы Катерина Ивановна с этой воровской пособницей, и тогда все благие намерения Лёньки и Алены развеялись бы как дым. Нет, тянуть было уже некуда, и Алена не замешкалась с ответом:

      – Потому, что дурной глаз да злой язык – хуже ворога! Лечба, заговоры – дело тайное, а эта ваша Аниска любую