В надежде на лучшее прошлое. Нина Халикова

возраст, она всегда боялась быть идеалисткой, рассуждающей отвлеченно и восторженно, но и отстранённый цинизм ей тоже казался вовсе неуместным. Пока ей оставалась лишь наивная, зато безопасная познавательная созерцательность. Но сказать об этом она не посмела.

      Увидев растерянность на открытом детском, трогательном личике, Марина, пожав плечами, просто сказала:

      – Много читающий человек не может быть счастлив, Мари. Книги – это гибель, счастье всегда бессознательно. Чем больше читаешь, тем меньше умеешь, книги уводят от реальности.

      – Эй, Мара! – кричали издалека юноша и девушка. Они шли вдоль кромки воды и приветственно махнули рукой Марине. Та в ответ нетерпеливо замахала и, повернувшись к Маше, небрежно бросила:

      – Это Сергей, мой жених, и его сестра. Знаете, что я вам скажу? Этой весной в Гурзуфе в меня был влюблён одиннадцатилетний мальчик. Его звали Осман. Это была наивная, безоглядная и преданная любовь. Не каждому дано любить бескорыстно, Мари, а вот Сергею, как и тому мальчику, дано.

      Мария молчала, изо всех сил прижимая к груди то ли томик Бодлера, то ли собственное сердце, чтобы нечаянно не выронить на землю.

      – Не смущайтесь, Мари, каждая встреча начинается наощупь, люди идут вслепую, и нет, по мне, худших времён в любви, дружбе, чем пресловутые первые времена. Не худших времён, а более трудных времён.

      Маша согласно кивнула, да, в начале знакомства бывает, что смотришь ошибочно и, как ей казалось, видишь совсем, совсем не то. Всё выглядит поверхностно и даже легкомысленно, как, например, туника на мужском, волосатом теле, но это совершенно ничего не значит. Главное, не спешить с преждевременными выводами.

      Дом был огромного размера и, казалось, дремал, разморившись под южным, июньским солнцем. Он был в несколько этажей, со множеством опоясывающих деревянных галерей, и от этого походил на настоящий корабль, только окружённый не синей водной гладью, а цветущими кустами и поблёскивающей шелковицей. На узкую террасу вела утоптанная тропинка, видно было, что дом этот всегда открыт для гостей. Кое-где по белёной стене вился дикий виноград. Маша осторожно ступала по неровно уложенному кирпичному полу длинной террасы, внимательно осматриваясь вокруг. На террасе стоял стол, показавшийся очень большим, с дощатыми лавками вокруг. Внизу к стене почему-то был прибит самодельный фанерный ящик, похожий на обычный почтовый. За столом сидели странно одетые люди перед пустыми кофейными чашками и о чём-то разговаривали, не обращая на неё никакого внимания. Быстро подбежала рыжая, помятая собака ужасающего вида, похожая на фокстерьера, и подозрительно уставилась на Машу мутными глазами, и та замерла на месте.

      – Бояться не стоит, это Тобик, пёс Миши, он вполне безобиден, Макс утверждает, что в нём течет кровь гасконца, – сказал кто-то из-за стола, – ещё есть чёрный пёс Гайдан, но тот послабее будет, оттого-то его и защищает Мара. Она вообще защищает всех слабых собак и кошек.

      Но Маша