Гейша. Фридрих Незнанский

полно посетителей, как-то веселее. А тут — ни посетителей, ни работников. И только несгибаемый Генрих Афанасьевич Розанов на месте…

      Секретарши не было. Видно, шеф отпустил ее по причине практически полного отсутствия дел.

      Я постучал в дверь.

      — Войдите, — донеслось из кабинета.

      — Можно? — спросил я, приоткрыв дверь.

      Разумеется, в отличие от всех остальных Генрих Афанасьевич был весь в делах. Удивительно — он всегда умудрялся найти себе занятие, даже в самый что ни на есть мертвый сезон. Вот и сейчас он был весь обложен бумагами и читал сразу несколько документов, делая заметки в большом блокноте.

      Я вошел в кабинет. Здесь работал кондиционер! Внезапно я почувствовал, что больше всего на свете хочу остаться тут, в этой райской прохладе.

      Он поднял голову и знаком предложил мне сесть. Я выбрал стул и сел. Пусть вас не удивляет, что я не бухнулся на первый попавшийся. Для того чтобы это объяснить, нужно знать психологию нашего шефа. Последнее время он увлекся разными умными книжками по психологии. И теперь считал, что по одним только жестам и мимике может сказать о человеке буквально все. Ну, скажем, если посетитель кладет ладони на колени, значит, он о чем-то умалчивает, если складывает руки на груди, значит, пытается защититься… Я бы добавил: если у него уверенное выражение лица, дорогой перстень на пальце, а приехал он на «мерседесе», значит, у него много денег и упускать такого никак нельзя… Короче говоря, теперь Генрих Афанасьевич все время следил не только за посетителями, но и за сотрудниками вверенного ему учреждения. Все это давно заметили, прочитали книжку «Азбука телодвижений» и вовсю пытались произвести своими жестами самое благоприятное впечатление на Розанова. А тот, бедный, никак нарадоваться не мог, какие у него служат трудолюбивые, энергичные и исполнительные коллеги-адвокаты.

      Итак, я выбрал стул, чтобы Генриху Афанасьевичу было удобно наблюдать за моими телодвижениями, сел на край сиденья, принял независимую позу, одной рукой теребя ручку, а другой сжимая папку. По моему замыслу, эта поза должна была обозначать спокойную уверенность вкупе с тревогой по поводу незначительных проблем и энергичной готовностью к действию.

      Судя по всему, беглый взгляд, который Генрих Афанасьевич бросил на меня, вполне его удовлетворил.

      — Ну что, Гордеев? Как успехи?

      Я пожал плечами:

      — Похвастаться не могу. Сегодняшний процесс закончился… ну не совсем так, как бы мне хотелось.

      — А что такое?

      — Моему подзащитному, это Тепцов, который магазин ограбил…

      Розанов кивнул, хотя я могу поставить ящик пива, что никакого Тепцова он не помнит.

      — Ну вот, ему дали на два года больше, чем его подельникам — другим подсудимым. Но он сам виноват. Колоться надо, а он уперся рогом — и ни в какую.

      — Да, бывает, — промямлил Генрих Афанасьевич. — Но ты, я вижу, бодрость духа не теряешь?

      — Да нет… Вот только проблемка