Кровавый чернозем. Фридрих Незнанский

разные бытовые приборы – от радиоприемников до стиральных машин. И не просто чинил, а даже усовершенствовал: магнитофоны теперь служили одновременно будильниками, мигая светом и начиная играть в установленное время двести сорок мелодий приятной музыки вместо традиционных звонков.

      Чего только не придумал Ковригин за годы жизни в поселке: и усовершенствованные сеялки-молотилки, и мини-трактор-мотоцикл, и аппарат для дойки коров. Правда, почти все его изобретения в последнее время имели прямое отношение к тому делу, которым сейчас занимался Ковригин, – к фермерству. Привык Василий серьезно и глубоко относиться ко всему, чем бы он ни занимался: военной ли инженерией, выращиванием ли молодняка, разработкой ли аппарата для механизированного кормления кур.

      Но кроме всего прочего, была у Василия и тайная страсть, можно сказать, мечта всей его жизни: видеосъемка. В то время, когда его семилетние ровесники мечтали стать космонавтами, а потом, семнадцатилетние, хотели создать собственный бизнес, Ковригин мечтал о видеокамере. Это было непросто – видеокамера стоила очень дорого. Ковригин копил деньги, откладывал каждую копейку. И наконец через пару лет купив ее, Ковригин несколько дней не мог вообще ни о чем думать, кроме как о съемках, он только и делал что снимал. В основном то, что любил: природу, свои изобретения и тех, кого любил, – жену Лену и сына Алексея.

      – Ну как ребенок малый, – ворчала под нос Лена, про себя радуясь вместе с мужем…

      Поэтому ничто так не огорчило Ковригина в этой истории, как пропажа кассет, на которых были записи его сына – единственное, что осталось им с Леной после его гибели.

      …Ковригин очень хорошо запомнил тот день, когда им сообщили о смерти Алеши. Было воскресенье. Стояла ясная, солнечная погода. Василий пил пиво на крыльце, запрокидывая бутылку и причмокивая после каждого глотка.

      Пересохшее белье вяло надувалось на веревке, протянутой через весь ковригинский двор.

      Лена пришла за бельем в коротком халатике, схваченном на животе одной пуговицей, по-домашнему.

      – Людей так много на земле и разных су-удеб… Надежду дарит на заре паромщик лю-удям… – набрав полный таз белья, она ушла в дом и продолжала петь там.

      Ковригин разглядывал солнце сквозь бутылку. Неожиданно хлопнула калитка. Ковригин оглянулся.

      «Почтальон? Странно, в такое время», – подумал он. Все остальное происходило словно в вязком тумане. Он на всю жизнь запомнил это состояние…

      – Телеграмма, – сказал почтальон, не доставая, впрочем, самой телеграммы.

      – Ну? – спросил Ковригин. – Ты что, Сергеич?

      – Ты только это – мямлил почтальон, нерешительно доставая из сумки сложенный бланк.

      – Давай телеграмму. Чего копаешься-то? – весело подмигнул Ковригин.

      Лена снова вышла с пустым тазом из дома.

      – Вась, кто там? – крикнула она.

      – Сергеич. Телеграмму принес, – негромко ответил Ковригин.

      – От кого?

      Она услышала, тихо подошла, словно почувствовала, что